— Э! Черт бы вас побрал! Что хорошего быть каким-то вонючим торгашом! — завращал белками Рябой. — Офицер — вот это дело! И деньги и власть!..
— У меня и деньги есть! И я не печалюсь, что не стал офицером. Лао Лю, выпьем! — перебил его Цао.
Рябой стукнул стаканом по столу.
— Э-э, размазня!
— Ты кого это? — Цао поднялся. Рука его потянулась к пистолету за поясом.
— Тебя, Цао Вань-тоу!.. А что ты мне сделаешь? Ну вытаскивай пистолет, сюда стреляй! — Рябой ударил себя рукой в грудь.
— Дрянь! — проворчал Цао. Рука его опустилась.
— Ик! Ты оставь свои штучки, лучше меня не задевай!
Лю Фу перепугался и дрожал. Он кланялся, улыбался, пытаясь загладить ссору. Один ротный, как будто ничего не замечая, продолжал подчищать тарелки.
Через некоторое время Рябой с Цао, словно ничего не произошло, обнялись, выпили и нестройными голосами затянули..какую-то песенку.
Когда обнаружилось исчезновение Лю Фу, Лян Юнь умывался из ручья перед кумирней. Наспех вы-терев лицо, он тотчас же собрал отряд. Была отправлена погоня. Отряд быстро приготовился к переходу на другое место, и партизаны выступили.
Лян Юнь молча шел впереди. В душе его бушевала буря. Он сожалел о своей недавней нерешительности. «Как парализованный! — бранил он себя. — Сколько еще принесет эта нерешительность вреда отряду!»
Секретарь Сюе переживал еще больше. Он во всем винил себя одного.
Когда пришли на новое место, вернулись люди, отправленные в погоню за Лю Фу. Они принесли «отрадную» весть: гоминдановцы и хуаньсянтуани двигаются к кумирне. Ведет их Лю Фу.
Лян Юнь стоял, опираясь о молодое деревце. Услышав об этом, он так стиснул рукой это деревце, что переломил его.
Дозорные привели связного Чэня, пришедшего из города.
— Товарищи! — кричал он еще издалека. — Ну и встреча у меня сейчас была! Чуть не наскочил на гоминдановцев.
— Присаживайся, отец, отдохни! — встал ему навстречу Лян Юнь.
— Эх!.. Устать не устал, а вот бежать больше — сил нет. — Чэнь сел на камешек, достал кисет и закурил свою трубку. — Привез вам приказ.
— Есть новое задание? — спросил Лян Юнь.
— Говори скорее, отец, не тяни! — раздраженно проговорил Юй.
— Э-э, какой торопливый! Успеешь. — Старик достал из-за пазухи бумагу и передал ее Лян Юню.
В приказе отряду Лян Юня предлагалось снова послать одного человека в город для сбора сведений о вражеских укреплениях и о численности гарнизона.
— Какие новости, отец? — спросил Лян Юнь, передавая документ Сюе.
— Да вот, когда я уходил, секретарь Ли велел передать, что это задание непременно нужно выполнить, оно поручено нам штабом нашей армии. Говорят, что командующий сказал: «Поручите задание Лян Юню, этот парень справится». — Чэнь понизил голос и добавил: — Наши скоро вернутся. Готовится контрнаступление.
— Хорошая новость! — партизаны приободрились.
— Ах, да... Совсем забыл, старый черт... — Чэнь
обвел всех глазами и достал, еще одну аккуратно сложенную бумагу. — Есть тут письмо, но только оно лично для вашего командира. Других оно не касается, даже партийного секретаря...
Когда собрание закончилось, Лян Юнь выбрал укромный уголок, вскрыл письмо и стал читать его.
«Брат Лян Юнь!
Мы расстались уже несколько месяцев, а за это время я получила только два твоих письма. Наверное, тебе все недосуг. Говорят, у вас там свирепеть вуют хуаньсянтуани, и я очень беспокоюсь за тебя. Хочу, чтобы в бою ты был осторожен».
В этом месте Лян Юнь горько усмехнулся: «Осторожности как раз и не хватило!..»
«...Здесь, в городе, мы тоже ведем тяжелую борьбу. Враг свиреп и жесток настолько, что не могу тебе и передать. На пристани очень многих арестовали. Но мы выстояли и выстоим. Теперь даже жены рабочих организовались. Каждую ночь мы выходим клеить листовки и иногда расклеиваем их на военной пристани. Враги в бешенстве, но ничего не могут поделать.
Они храбры только с оружием в руках, но настроение у них пораженческое. Солдаты целыми днями жалуются и вздыхают, тоскуют по своим семьям. Цены с каждым днем растут, так что у них нет денег даже на табак. Среди них зреет недовольство. Чиновники покрупнее грабят все, что попадется под руку, и вывозят награбленное из города на пароходах и самолетах. Раньше некоторые горожане не понимали, что такое гоминдан, а теперь у них открылись глаза. Они надеются, что мы скоро вернемся. О простом народе и говорить нечего...»
Письмо Эр-мань было очень длинным, как будто она задалась целью описать все то, что видела и передумала. Лян Юнь прочитал его дважды. Он прислонился к стволу дерева и закрыл глаза, как будто видел ее перед собою, как будто, слушал ее звонкий и чистый голос, произносящий какие-то очень нежные слова, которых он никак не мог разобрать...
На другой день Лю Фу снова повел карателей в горы.
Гремели пушки, и тарахтели пулеметы. Партизаны обороняли одну из высот. Среди них были уже убитые и раненые.
Лян Юнь приказал:
— Лао Сюе, отведи отряд к ущелью Старого Дракона!
— Не получится, командир. Станем отходить, повернемся к врагам спиной, они будут наступать нам на пятки.
— Отправляйтесь скорее! Я вас прикрою! — Лян Юнь был непоколебим.
Сюе хотел еще что-то сказать, но, посмотрев в глаза командиру, молча повернулся и пошел. Но тут же вернулся и, достав из кармана маузер, положил его на камень перёд Лян Юнем.
Партизаны отступили. Остались трое: Ляп Юнь, Юй, Чжао.
Партизаны прекратили стрельбу. Враги приободрились и полезли на гору. Но когда до вершины оставалось каких-нибудь двадцать метров, Лян Юнь крикнул: «Огонь!» — и нажал спусковой крючок маузера.
Юй бросил две ручных гранаты. Они разорвались под ногами у наступавших.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67