..
МЫ ХОТИМ ПОПАСТЬ НА НЕБО ЖИВЫМИ
Вот уже сколько дней, как я дружу с Васей Легким, а мы с ним еще ни разу не поругались и не подрались, живем мирно, все у нас идет хорошо.И дружба наша все крепнет и крепнет. Я теперь дня не могу прожить, чтобы к Легкому не сходить. Хотя я играю по-прежнему и со своими ребятами — Ванькой Прошкиным, Катросом, Романом и даже с Ульчей и Фанасом,— но лучше Легкого для меня сейчас на свете
никого нет.И он за что-то полюбил меня, несмотря на то что я совсем иной, чем он. Вася тоже иногда ко мне приходит: и вместе со своими ребятами и один.С каждым днем я все больше убеждаюсь, что как ни хороши наши ребята, а с Васей Легким интереснее всего играть. Он все что-нибудь выдумывает, и столько с ним разных приключений бывает!
А сколько я улсе поел с ним яблок, огурцов, репы с морковью, которые он на огородах добывал! Сам он не очень-то любит яблоки, а огурцы и совсем ему не нравятся. Забирается же он на огороды и в сады ради своих товарищей и потому, что любит опасность. А один раз, когда мы захотели огурцов и моркови и нигде подходящего огорода не было, Легкий повел нас на свой огород. Он выбрал время, когда дома садились обедать, и так же выставил стражу. А потом повел нас и «пчельню», и там мы поели все огурцы.
После этого случая мы все еще больше полюбили Легкого. Мы хорошо знали, что забраться без спросу на свой огород не менее опасно, чем на чужой. Застань домашние Легкого на огороде, да еще с целой ватагой ребят, что бы ему было! Дядя Тихонок измочалил бы на его спине свой ремень, а бабка Кытичка палку изломала бы всю. И лучше всех знал это сам Легкий. Знал и все же рискнул полезть. Не каждый на это решится.
А я все еще робел, ничего пока не добыл для ребят, и мне оттого было стыдно.Я долго думал, какую мне долю внести в «пчельню», чтобы Легкий похвалил меня, понял бы, что я тоже боевой.И вдруг представился случай. Мишку Максакова, ротозея-парня, мать послала в лавку купить баранок для маленького и дала ему десять копеек. Ему бы идти прямо в
лавку, а он стал баловаться с ребятами, показывать им гривенник. Мишка подошел ко мне.
— Ты куда идешь? — спрашиваю я его.
— В лавку за баранками, вот и деньги. Лучше бы он своим гривенником не хвастался!..
Мне тут же пришло в голову стащить гривенник у Мишки. Вот удивится Легкий, вот похвалит меня! По огородам-то все лазят, а вот гривенник украсть — это не каждый сможет.
Но как это сделать?И тут я придумал...
— Мишка, хочешь со мною бороться? — говорю я ему.
— Хочу.
И мы начинаем бороться.Я нарочно валюсь, поддаюсь ему, а он и рад, пыхтит и старается вовсю.А я тем временем ловко запускаю руку к нему в карман — и гривенник мой!
Сердце у меня стучит шибко, и я говорю Мишке:
— Нет, я больше с тобой бороться не могу, ты очень здоров... Иди-ка ты лучше за баранками...
Мишка, подхватившись, веселый побежал в лавку. А я, бросив маленьких братишек, со всех ног пустился к Легкому.
— Ле... Легкий... Иди-ка сюда,— шепчу я, еле переводя дух.
Легкий сразу понял: что-то случилось. Вышел ко мне.
— Что с тобою?
Я показываю ему гривенник.
— Где ты взял?
— Украл... то есть стибрил!
— Ты украл гривенник? Не может быть! У кого же ты украл? У матери?
— Нет, у Мишки Максакова. Мы с ним боролись, вот я у него и стянул...
Легкий даже рот раскрыл от удивления.
— Ты что, Легкий?— спрашиваю я его, почувствовав неладное.
— Вот уж никогда бы я не подумал, что ты украдешь! — говорит он мне.
— Почему? Сам-то ты лазишь по чужим садам и огородам? Даже на свой забираешься с нами...
— Я — другое дело, а ты не должен быть таким. Каждый сам по себе. А потом же, сад и огород — не карман. В саду и на огороде еще вырастет, а в кармане нет. И в саду яблок много, в огороде огурцов и моркови тоже, а у Мишки был один гривенник, и тот не его, он должен был баранок на него купить для маленького, а ты стянул. Вот что он теперь будет делать? Ведь мать теперь убьет его!
Я не знал, что ответить Легкому, и готов был со стыда сквозь землю провалиться. Мне казалось, что я стал хуже всех на свете, что я самый гадкий человек. И как же это я мог такое сделать, откуда же мысль такая забрела мне в голову?
— Легкий, что ж мне делать теперь? — спрашиваю я. В это время на улице показался Мишка Максаков. Он возвращался из лавки с пустыми руками и ревел что есть мочи.
— Ты чего гудишь? — спрашивает его Легкий.
— А я деньги потерял, десять копеек! У-у-у! Меня мать теперь бить будет! У-у-у!
— Перестань гудеть, дурак губатый! — прикрикнул на него Легкий.— Незачем было рот разевать да озоровать по дороге, шел бы сразу, куда тебя послали. Ты боролся с Федей?
— Бо... боролся...
— «Бо... боролся»! — передразнил его Легкий.— А тебе очень нужно было бороться? Кто тебя просил бороться с ним?
— Он... он сам меня просил...
— Мало ли кто тебя попросит, а ты не слушай. Тоже мне борец нашелся! Да перестань гудеть, говорю, а то у меня еще не так загудишь, когда я за тебя сам возьмусь. Цел твой гривенник. Федя, отдай ему! Да скажи спасибо, дурак, что твой гривенник такому парню попался в руки. Найди этот гривенник я, в жизни не отдал бы тебе, дураку губато-му! А Федя вот нес его твоей матери отдать. Гривенник-то у тебя из кармана выпал, а Федя его потом в траве нашел. Мог и не найти или найти, да не отдать. Пусть бы тебя мать проучила как следует... Беги обратно за баранками! Чего глаза выпучил?
Мишка, ухватив свой гривенник, не стал ожидать второй команды, он тоже знал, что такое Легкий, и помчался обратно в лавку.Мне же по-прежнему было мучительно стыдно, и я не мог смотреть в глаза Легкому.И Легкий не смотрел на меня.
— Ладно, пошли,— сказал он наконец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55