— погоняет он Вороного.
У самых ворот двора Изарковых Легкий опустил поводья. Вороной сразу же остановился, и мы — сначала я, а за мной и Ленин — кубарем полетели наземь. Легкий же каким-то чудом удержался и захохотал над нами. Он еще посидел с минутку на Вороном, покрасовался перед нами, подергал поводьями и уж только потом слез.
— Ты боишься шибко ездить? — спрашивает он меня.
— Да. Ведь я никогда еще верхом не ездил.
— А я не боюсь! По мне, хоть какая лошадь и как она ни скачи — не боюсь. Мне еще лучше, когда она несется как сумасшедшая! Я люблю ездить с ветерком, так, чтоб в ушах свистело,— говорит Легкий.
Глаза у него сверкают. А мне досадно, что я не такой ловкий и смелый, как он. Я сержусь на Легкого — пришлось мне натерпеться страху, но в то же время и рад: как-никак, а я тоже ехал верхом!
Мы открываем ворота, ведем коня на двор. Двор Изарковых широкий, большой, не сравнить с нашим. У нас во дворе только два хлевка, коровник да свинушник, а у них — десять хлевков, три клети, два амбара и две хаты с сенями. Эти постройки окружают двор с трех сторон, а с четвертой тянется поветь!
— Федя, ты с кем дружишь? — спрашивает меня Легкий.
— С Ванькой Прошкиным, Романом Киреевым и еще кое с кем,— говорю я Легкому.
— А хочешь со мной дружить?
«Это он надо мною шутит»,— думаю я.
— Нет, нет, я правду говорю,— уверяет он меня.— Хочешь, давай дружить, вместе играть будем. Приходи к нам хоть каждый день! Я подрулсу тебя со своими ребятами: с Тишкой, с Захаром, с Митькой.
— Ладно,— соглашаюсь я радостно.
— Потому, раз мой батя и дядя дружат с твоим тятькой, то и мы будем дружить,— поясняет мне Легкий.
Я, конечно, рад. Подружиться с Легким каждый бы не прочь, он парень боевой, а я сам хоть смирен и робок, а люблю боевых ребят. Но тут я вспомнил про своих мальчишек, с которыми каждый день играю, и мне их стало жаль. Ведь они тоже ребята хорошие.
«Как же я буду дружить с Легким? Что они скажут тогда про меня?» — думаю я.
Вася Легкий, видно, догадался, о чем я задумался.
— Ты и со своими ребятами дружи,— говорит он.— А я тоже, может быть, с ними подружусь, если они захотят. Дружить надо со всеми, которые хорошие.
Тут я успокоился.
— Ладно,— говорю я. Стали запрягать коня.
— Телегу мы запряжем вот эту, новую, хомут тоже новый наденем, оброть долой, узду нужно,— командует Легкий. Мы с Леником не помогали ему, а только мешали.
Наверно, долго бы возились мы с упряжкой, если бы в это время во двор не прибежала моя мать. Ей, видимо, надоело нас ждать.
Она быстро запрягла коня, а мы с Легким живо взобрались на телегу.
— Меня! Меня! — закричал Леник.— Меня на телегу, я тоже хочу ехать!
— Сынок, ты еще маленький, тебе нельзя ехать с нами,— уговаривает Леника мать.— Ты будь дома.
Но Леник еще пуще орет. А Легкий натянул вожжи, Вороной быстро и красиво вынес нас со двора на улицу. Мы словно птицы летим по деревне, минуем школу. Я и опомниться не успел, как мы очутились в поле.
По всему полю бабы жали рожь, а там, где рожь была сжата, стояли копны снопов, как маленькие хатки. Местами снопы были выложены в длинные ряды, просушивались на солнышке, кое-где мужики накладывали снопы на телеги.
Эх, как хорошо и весело на поле, какое оно большое! Дух захватывает от быстрой езды. Мне и страшно и радостно.
Мать указывает Легкому на свою полоску, где в трех копенках сложены снопы. Легкий поворачивает коня к ним.
— Тш-ш-ш-ш! — шипит он на коня и отпускает вожжи.
Вороной останавливается возле первой копны. Мать слезает с телеги, а мы с Легким остаемся на ней. Наше дело — укладывать снопы.
— Ах, лихо мне! — стонет моя мать.— Все косточки растрясло! Это ж зверюга какая-то, а не лошадь! И зачем ты только такого запряг? Неужто у вас нет лошади поленивей?
Мать начинает подавать снопы, а мы с Легким укладываем их рядком на телеге. Воз растет, и мы поднимаемся все выше, точно взбираемся на крышу. Стало видно далеко-далеко вокруг. Видно баб, которые жнут рожь, видно мужиков, укладывающих снопы на телеги, видно собак, ребятишек. Издали все кажутся маленькими, точно букашки или муравьи, и нам от этого почему-то весело, мы хохочем.
— Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха!
— Перестаньте гоготать, притка вас взяла! Кладите снопы ровнее! — кричит на нас мать.
Потом мы увязываем воз веревкой, а сверху притягиваем его жердью.
— Ну, слезайте теперь долой,— говорит нам мать.
— Зачем долой? — спрашивает Легкий.
— Коню и так тялсело, а вы не маленькие и пешочком дойдете.
— Нет, тетя Ган, мы не слезем. Вороной два таких воза дотащит, не то что один. Давай-ка лучше мне вожжи сюда.
Мать сдалась, отдала вожжи Легкому. Как-никак, а он сейчас хозяин над конем.
— Мы и с возом покатим не хуже,— шепнул мне Легкий.
Но мама точно услыхала, взяла Вороного за поводья. — Тетя Ган, пусти, мы сами будем править,— говорит Легкий.
— Сидите-ка, где посажены,— строго отвечает мать. Мы вздыхаем и успокаиваемся. Легкий замотал вожжи за ногу, чтобы они не упали вниз, повалился навзничь на снопы и начал выбирать зернышки из колосьев. Я — за ним.
— Ты что дома делаешь? — спрашивает он меня.
— Когда что. Ежели мать не берет с собою маленьких в поле или на огород, я их нянчу дома, а ежели берет, тогда я дома сижу, хату караулю.
— А я почти ничего не делаю. Коней пасет Ванька, двор бабка караулит, а я пока гуляю с ребятами. Приходи ко мне завтра. Я покажу тебе ходы в сене, пчельню нашу. Сходим за яблоками в Матюшин сад, в лес за малиной и еще чем-нибудь займемся.
— Ладно, приду. Если только мать пустит.
— Мои ребята хорошие, особливо Тишка. Тишка боевой. Мы с ним недавно целый день плясали в закоулке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55