Повернув лицо к Азизу, ответил:
— Вы ведете себя не так, как остальные заключенные.
— Но мы и не такие, как остальные заключенные. Как же мы можем вести себя наподобие них? Давайте откровенно; до того,. как вы перешли к нам, вы ведали карцерами. Вы, так сказать, были карающей десницей администрации. Потом толстяк наш вызвал вас и приказал заниматься шестой секцией — политической. Так? Сказал вам, что мы вечно устраиваем беспорядки, бунтуем, недисциплинированны, не уважаем начальство, нам нельзя доверять. Короче, дрянь, а не люди — без характера и морали. Ведь так?
Абдель Гаффар воздержался от ответа. А Хильми добавил:
— И конечно, он попросил вас проучить нас как следует. Укрепить дисциплину, камеры запереть, из комнат все конфисковать, лишить нас всех прав, которых мы добились за это время. Дал указание быть с нами построже и даже не останавливаться перед жестокостью. Обещал, что прикроет вас, если перегнете палку, как это и раньше было. Верно?
Абдель Гаффар сжал губы, решив ничего не отвечать. Выглядело так, словно он от страха не мог рта раскрыть. Азиз спокойно продолжил:
— Ну хорошо. Если вы ничего не хотите сказать нам — неважно. Но ведь наступление-то начали вы, а не мы. Вы хотите добавить страданий к нашей и без того тяжелой доле. Весь день
держать нас взаперти. Не позволять нам пройтись немного, размять ноги и тело, поговорить друг с другом. Не давать хоть как-то скоротать это бесконечное время, даже помыться, когда хочется. Почему? В чьих это интересах?
Надзиратель осмотрелся по сторонам, как человек, загнанный в угол и ищущий выхода.
— Такой распорядок.
— Распорядок? Что это за распорядок? И почему он только к нам применяется? С какой стати те, кто торгует в стенах тюрьмы наркотиками, протаскивает с воли гашиш, всякие сводники и подпольные дельцы свободно тут разгуливают? Почему торговля опиумом процветает здесь, как никогда раньше? Ответьте мне, это тоже распорядок? Вы же набожный человек, неужели вы считаете, что аллаху было бы так угодно?
— А я-то тут при чем?
— Но ведь вы же первый заговорили о правилах распорядка. Вот и скажите нам, где эти правила?
— Везде, где я служу, я требую соблюдения правил. Мое дело — выполнять приказы.
— Вы не сможете выполнять такие приказы. Получится полный развал и беспорядок, который будет расти изо дня в день. Смотрите сами — сейчас уже час дня, а большинство в нашем крыле еще не мылись, камеры неубраны, параши полные, питьевую воду не принесли и еще не накормлены люди. Вот сейчас, допустим, пройдет какой-нибудь начальник — что вы ему скажете? Он с вас спросит, а вам и сказать нечего. Будете говорить, что с самого первого дня оказались не способны выполнить данные вам указания?
Абдель Гаффар тягостно обдумывал его слова. Ему было не по себе. Сглотнул опять с трудом и посмотрел на Азиза.
— Чего вы хотите?
— У нас есть предложение.
— Какое?
— Ваши пожелания будут строго выполняться нами, но только для видимости. Чтобы не ставить вас в неловкое положение.
— Что значит для видимости? Как это возможно? Нет. Я на такое не пойду. Обманом заниматься не буду.
— Дядюшка Абдель Гаффар, пожалуйста, потерпите и выслушайте нас до конца. Вы сами видите, как много здесь творится безобразий, которые вы, как верующий, не должны терпеть. А вы глаза на них закрываете. Верно? Так вот, мы не сделаем ничего такого, что могло бы повредить вам. Только оставьте двери открытыми и позвольте нам свободно входить и выходить. Мы поставим двух-трех из наших наблюдателями. Если они заметят, что сюда направляется офицер, мы за две-три секунды окажемся в своих камерах и двери будут закрыты.
— Администрация узнает об этом. Тюрьма полна доносчиков.
— Да бросьте вы. Уж мы-то с вами знаем, что администрация не меньше нас хочет избежать всяких неприятностей. Большинству офицеров наплевать на то, что здесь творится. Это только толстяка интересует. А они закроют глаза на то, что происходит, и доложат ему, что все в порядке, приказы в точности выполняются, поскольку официально ничего тут не докажешь.
— А как насчет вещей в ваших камерах, которые вы храните в нарушение распорядка?
Хильми спросил с улыбкой:
— Какие, например?
— Ну, табак, шахматы, бумага, ручки, книги.
— А вы что, сами видели или находили что-нибудь подобное у нас?
— Шахматы хотя бы.
— Ну, это же просто. Мы от вас не собираемся прятать чай, табак или шахматы. Но задолго до того, как сюда дойдет офицер во время обхода, все исчезнет. А что касается других вещей, то вы их никогда не увидите.
— Это как же?
— А так. Их просто не существует.
Он смотрел на них так, словно не понял. Они невольно рассмеялись над его красноречивым недоумением. Азиз сказал:
— Будьте уверены, ничего такого вы никогда не увидите. Это мы обещаем. Обещание людей, привыкших держать свое слово. Ну так как? Договорились?
Он молчал, обдумывая услышанное. Соблазн боролся с нерешительностью. Хильми добавил:
— Мы вроде как бы ваши дети, дядюшка Абдель Гаффар, а вы —наш отец. И вот увидите: все будет так, как вы хотите, и оснований сетовать на нас у вас не будет. Почему бы не попробовать, а?
Он встал, и они поднялись вместе с ним.
— Ладно. Попробуем. Возвращайтесь в вашу камеру.
Они пошли впереди него к своей камере. Абдель Гаффар открыл дверь, и они проскользнули внутрь. С минуту он смотрел на них через приоткрытую дверь, потом спросил:
— А где шахматы?
Высокий парень извлек узелок из-под одеяла и протянул ему. Впервые надзиратель улыбнулся и сказал:
— Ладно. Продолжайте играть.
Они услышали, как дверь тихо закрылась за ним.
Азиз сидел на одеяле, поджав ноги и прислонившись к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128