— Слышал о нем...
Он вдруг задумался среди разговора, потом, вернувшись к теме, сказал:
— Я решил, что лучшее время для побега — сразу после выстрела пушки на закате, когда все начнут есть. Это будет в семь вечера. Сразу после залпа минуты через три-четыре я выйду. Мне понадобится от полутора до двух минут, чтобы дойти отсюда до первой машины. Она должна стоять во дворе больницы. А наш друг пусть тогда ждет напротив Коммерческой школы в начале улицы, которая пересекает улицу Каср аль-Айни. На машине отсюда дорога займет не более полутора минут. То есть минут через семь-десять после выстрела пушки я подъеду к нему. Я хочу, чтобы ты нарисовала план того места, где должна ждать машина. Сделай в двух экземплярах: один для него, другой — для меня, чтобы избежать любого недоразумения. Очень важно, чтобы он несколько раз прокатился вокруг того назначенного места. Если он заметит что-то не то, что-нибудь подозрительное, немедленно сообщи мне. Тогда договоримся о другом месте.
— А какой день ты выбрал для побега?
— Сестра-хозяйка нашего отделения позвонит тебе и скажет, что я жду известий в такой-то день. Это и будет выбранный мной день.
— Что ты намерен делать дальше, если план удастся?
— Пожалуй, мне стоит на некоторое время покинуть страну. Я думаю, наш друг поможет мне это сделать. Обсуди с ним этот вопрос заранее и дай мне знать, что он на это скажет.
— Значит, я тебя не увижу больше. Он погладил ее по голове.
— Мы встретимся, Надия. Обязательно встретимся.
— Я последую за тобой, если ты уедешь за границу.
— На это я и надеюсь, об этом мечтаю. Мы должны жить вместе.
Оба замолчали, охваченные грустью. Нация прижалась к нему, словно ища у него поддержки. За дверью шаркнули башмаки, и они в тревоге отпрянули друг от друга. Все было тихо. Он сказал:
— Я так устал от одних и тех же мыслей. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Что сейчас в стране делается?
— В стране? Что-то назревает, неизбежны перемены. По-старому дальше жить невозможно. Народ взбудоражен. Прошло несколько забастовок среди рабочих. Оппозиция в парламенте стала откровенно высказываться. В университете уже не один месяц продолжаются волнения. А газеты ты читаешь?
— Да, сейчас систематически.
— Ну и что ты сам думаешь?
— Появились новые признаки, каких раньше не было. А насчет нашей организации какие новости?
— Послезавтра получишь большое и обстоятельное письмо с описанием всех наших дел. — Она вдруг встала. — Дай-ка я посмотрю, как ты живешь.
Она взяла его за руку и медленно обошла комнату, осматривая разные предметы: радиоприемник, постель, его одежду на вешалке, туалетные принадлежности на стеклянной полочке. Иногда трогала пальцами вещи, словно пытаясь запомнить их. Потом остановилась неподвижно посреди комнаты, взяла его за обе руки и прильнула к его груди.
Дни летели, и он лихорадочно пытался найти второго человека с автомобилем, временами впадая в отчаяние. Неудача в решении этой проблемы могла означать провал всей затеи.
Пока он сидел в предпоследнюю ночь на балконе, ему пришла в голову идея. На рассвете он забылся коротким тревожным сном, и, когда проснулся, она показалась ему вполне осуществимей.
Доктор Алаа. А что, если поговорить с ним? Он моги отказать, но в одном Азиз был уверен — тайны он не разболтает. Что-то в его глазах, простой манере держаться внушало доверие. Жизнь научила Азиза полагаться на других людей, доверять им, и он, как правило, не обманывался в них.
Доктор Алаа обычно делал обход в их отделении дважды в день: в одиннадцать утра и часов в шесть вечера. Лучше поговорить с ним вечером. Тогда он будет посвободнее и больше шансов, что им не помешают.
После обеда Азиз задремал и проснулся от стука в дверь. Он пошел открывать и увидел доктора Алаа в белоснежном халате, со стетоскопом на груди.
— Можно войти? — с улыбкой спросил доктор Алаа.
— Милости прошу. Я ждал вас, кстати.
— Надеюсь, с добрыми новостями?
— Да. Новость хорошая. Я хочу попросить у вас совета по одному вопросу.
Доктор Алаа сел в кресло.
— Слушаю вас.
— Меня очень тревожит одна вещь.
Он молчал, ожидая от Азиза пояснений.
— Я не знаю, сколько еще лет мне придется сидеть в тюрьме. Иногда все во мне восстает против такой судьбы.
— А разве вам не определили срок?
— На бумаге — да. Но сплошь и рядом нас, политических, по окончании срока отправляют в концлагеря.
— Что же вы можете предпринять?
— Не знаю. Но я давно уже пытаюсь найти выход из положения.
— А почему бы вам не подать апелляцию?
— Апелляцию?
— Ну да. Напишете в ней, что в случае освобождения готовы отказаться от политической деятельности. Мне кажется, они с пониманием отнесутся к такому жесту.
— Конечно. Но достойно ли так поступать человеку, имеющему свои принципы?
Доктор Алаа нахмурился, в его взгляде мелькнуло недоумение.
— А почему бы и нет? Ведь это всего лишь уловка для того, чтобы вас освободили, а потом вы можете делать все что угодно.
Какой вам смысл оставаться в тюрьме?
— Видите ли, человек может находиться и в тюрьме. Самое главное заключается в том, какой пример он показывает другим, как влияет на них.
— Может быть. Я в таких вещах не разбираюсь. Но мне грустно видеть вас в таком положении — замурованным в этих четырех стенах. Есть ли у вас какая-нибудь альтернатива такой судьбе?
— Есть.
— Какая же?
— Бежать.
От изумления доктор Алаа оцепенел на какой-то миг —он не верил своим ушам. В комнате воцарилась тишина. Слышно было, как капает вода из крана. Азиз машинально считал эти звуки, думая совершенно о другом.
— А вы не боитесь того, что может с вами случиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128