В ее словах сквозила надежда, пробудившаяся к жизни после того, как смолкли орудия войны, в них звучало самосознание новых сил, которые рождались на фабриках, в школах и колледжах, на задворках и в лабиринтах, переулков большого рода, — сил, что росли и распространяли свое влияние еще дальше день ото дня черные глаза девушки искрились внутренним светом, ярким, как чистая вода под солнечными лучами. В них был и дерзкий вызов опасностям, и нежность прохладной ладо-пи, приложенной к воспаленному лбу; в них светилась сама жизнь.
Наверное, все это вместе и приковывало к ней такое внимание.
Что-то мальчишеское было в ее осанке, в хрупкой фигуре. Одета просто, на ногах черные туфли, которые, видно, много раз прошли расстояние между колледжем и домом. Волосы, густые, черные как ночь, обрамляли пышными волнами худощавое лицо. Только пробор посередине, напоминавший тонкий луч света в ночи, придавал неожиданную зрелость этому лицу, излучавшему юную жизненную энергию. На щеках играл румянец от волнения, полные губы иногда обнажали ряд белоснежных зубов, особенно когда она улыбалась.
Азиз вместе со всеми внимательно слушал ее выступление. В отличие от остальных он не находил ничего странного в том, что оратором была девушка. С детства он привык к обществу представительниц слабого пола, и ему были неведомы все эти традиционные барьеры. Тем не менее и ему эта девушка, стоявшая посередине зала и говорившая с такой легкостью, казалась удивительно привлекательной. Чуточку нервозные движения рук, одухотворенное лицо, обращенное как бы ко всем присутствующим одновременно, — все это затрагивало нечто большее, чем просто зрение и слух, отзывалось глубоко в его душе с того самого момента, как она начала говорить.
— Я пришла сюда пешком и вернусь домой поздно ночью тоже пешком. Когда я приду домой, отец и мать будут ждать меня. Мне придется выслушать обидные слова о девушках, которые уходят вечерами и возвращаются поздно ночью. Эти слова для меня словно нож в сердце. Из-за них я начинаю чувствовать, что я не такая, как вы, что я — ничтожное существо по сравнению с вами. Просто вещь, которой кто-то манипулирует. Когда я стою среди вас, я вижу в ваших взглядах что-то странное. Вы будто удивлены тем, что я нахожусь здесь. А .все потому, что я — девушка. Но ведь и у девушек есть разум, как и у молодых людей. Да, она тоже мыслит, радуется или грустит. Каждый день я хожу в колледж и сижу там рядом со своими сокурсниками. Слушаю лекции, учусь, потому что хочу работать. Засиживаюсь до поздней ночи над книгами при свете настольной лампы. По учебе я обогнала всех своих товарищей. И в то же время чувствую, что никто не принимает меня такой, какая я есть.
Я могла бы и не приходить на этот митинг. Куда спокойнее было бы сидеть себе дома. Но я хочу внести свой вклад в то дело, которым вы заняты, участвовать в нем. Я ощущаю гнет, под которым мы живем, больше, чем вы. Как и вы, я живу в стране, находящейся под чужеземным господством, управляемой тиранами. И все-таки, когда я протягиваю руки к вам, никто не хочет оказать мне поддержку, никто не желает признать, что я — человеческое существо, которое думает, чувствует и возлагает надежды на будущее.
Как и вы, я узнала, что такое бедность. Так же, как знает ее работница, стоящая у станка, или крестьянка в деревне. Работающая женщина трудится весь день и еще заботится о детях, кормит их и укладывает спать. Почему же вы ее отвергаете? Почему ее работать до изнеможения и сверх того заботиться о вас, взваливаете на нее бремя семейных забот и вместе с тем требуете, чтобы она оставалась на задворках жизни, лишенная собственной воли, своего мнения, самых элементарных прав?
Я пришла сегодня сюда, чтобы поговорить о нашем будущем, о нашей свободе. О нашей и вашей. Многие мои подруги тоже хотят участвовать в борьбе, которая разгорается повсюду. Но дадите ли вы им место в своих рядах или же отвернетесь от них?
Я пришла сюда, чтобы задать вам этот вопрос. От вашего ответа будет зависеть многое. Если мы действительно хотим быть свободными, мы не можем больше игнорировать целую половину общества, в котором живем...
Слова падали блестящими каплями, рассекая тишину, как звон колокольчика, опускались на спокойную гладь озера, и по воде шли круги. Они охватывали людей, сидевших рядами. Бледные лица были повернуты к ней. Слушали не двигаясь и затаив дыхание, ждали этих слов, боялись прервать поток речи.
Какие разные лица были у них! Здесь собрались люди с окраин и те, кто жил в центре. Лица студентов — юные, чистые, мечтательные. Бородатые лица под тюрбанами. Лица усталые, в которые въелась копоть и машинное масло после смены в железнодорожном депо. Лица неподвижные, глядящие с немым ожиданием, — рабочие из Шубры аль-Хаймы, пришедшие сюда в своих синих спецовках пешком или прибывшие на велосипедах. Лица людей в униформах цвета хаки с блестящими пуговицами, с раздутыми карманами — работники трамвайных компаний. Девичьи лица — группа студенток, стоявших в сторонке, словно боявшихся слиться с молчаливой массой людей, сидевших на полу, слушавших и поглощавших каждое слово, как голодный зверь поглощает мясо.
Поднялся рабочий-текстильщик. Коренастая фигура в голубой выцветшей спецовке, грудь нараспашку. Отблески лампочки на смуглом лице. Глаза — две крошки антрацита. Азиз разглядел морщины на его лбу под копной густых нечетных волос, уши, прижатые к голове. Рабочий начал говорить, сперва медленно, потом все быстрее, повышая голос от избытка эмоций:
— Я приветствую нашу сестренку за глубокие чувства, которые она тут высказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128