..
Но больше ничего но сказал точно ножом обрезало. И не на один день, а на несколько.
Тыну махнул рукой — дескать, успеем еще все обсудить, нетал и ушел на гумно, как будто ему там что-то понадобилось.
Он и сам по знал, что с ним произошло. Но он вдруг мстил пород нопрооом: да или нет? Перед глупейшим, сделаться ли куруским Яаиом или Тыну Приллупом? Теперь, когда жена, казалось, склонна уплатить смою долю издержек, он сам так сильно заколебался, точно сделка сулила ему чистейший убыток. Он топтался на месте, как курица в куче пакли, и т» мог отделаться от наивной мысли; неужели одну из троих ты отдашь другому! Он действительно ловил себя им той мелочной жадности, в которой его сердито упрекнул щедрый барии.
И мучительных колебаниях, которые чуть не лишили сна и аппетита, Тыну наконец обратился к богу, моли у него сонета. Но этот всеобщий поверенный и советчик по горло запаленный работой, занимался, по-видимому, никого то другого бобыля: ответа все не было. Тогда Ириллуи решил пойти к знахарке.
ЖИЛИ м Тану и сразу же дала ответ. Тыну и успел о споем деле (они обменялись общими фразами о здоровье, сторону реки, причем старуха набила смой огромный нос табаком), а знахарка, разложив карты, тотчас же прочла в них как по писаному: ждет, мол, хозяина Ириллупа большая удача, ежели только он сам сумеет взять быка за рога, поймать свое счастье. Помочи ость, по их надо осторожненько обойти сторонкой.
А в заключение грязные пестрые кусочки картона, пахнущие как казалось Тыну, травой-вонючкой, изрекли кратко и загадочно: «Не отдашь — не получишь». Да, пусть хозяин с того берега крепко запомнит: не отдашь — не получишь.
Но именно эти туманные слова заставили Тыну вскочить, как подброшенного.
Он пожал бабусе обе руки, пообещал осенью кое-что добавить к уже принесенной плате и ушел.
Дятел спешил за червячками — скорее, скорее!
— Не отдашь — не получишь... Не отдашь — не получишь!
От бабкиного хуторка Сутсу до Приллупова дома было напрямик через болото около часа ходьбы. Но Приллуп перемахнул это расстояние вдвое скорее. Он бежал бегом, словно его подстегивал страх, что гадалка догонит его и отберет свои откровения. У роки, уже занеся ногу на гать, он глянул назад, па избушку Сутсу, и, убедившись, что никого не видно, ухмыльнулся. А потом как припустил с берега — только вода захлюпала под ногами! Почему он и сейчас так спешил — неизвестно, разве затем, чтобы поскорее быть дома и в этот воскресный вечер приблизить завершение предсказанной сделки. Только перед подъемом на холм Круузимяэ, уже обувшись (дома не должны знать, что он ходил через болото), Тыну замедлил шаг, чувствуя слабость в коленях, а в голове — легкий туман.
Он нашел жену во дворе. Она лежала на траве, около нее белели рядом три раскрытые книги. Дело в том, что у Мари была странная привычка читать по нескольку книг сразу — страницы две из одной, страницы две из другой, причем, как она уверяла, их содержание нисколько не перепутывалось у нее в голове. Таким же образом она выполняла и не очень спешные домампше работы — бросит одну, возьмется за другую: так, мол, удобнее и легче. Насмешки и подтрунивания ее не трогали; как ей хотелось, так она и поступала. Дюжину засаленных книжек — разные рассказы и песенники — она привезла с собой из отцовского дома и перечитывала их уже бог весть в который раз. У Приллупа, кроме Библии и молитвенника, имелся лишь маленький календарь, и никакого другого чтива в доме не прибавлялось.
Когда Тыну подошел, Мари отвела глаза от книжки, но взгляд ее только скользнул по ногам мужа, затем она продолжала спокойно читать. О том, куда и зачем Тыну ходит, Мари обычно не спрашивала. Приллуп растянулся на траве рядом с женой и начал набивать трубку. Он был доволен, что на него обратили так мало внимания: можно было подыскать подходящее начало для разговора и попытаться придать голосу твердость — в его груди еще что-то екало и подкатывалось к горлу.
— Где ребятишки? — помолчав, спросил он как бы для пробы.
— В Паюзи, наверно,— ответила Мари и взялась за другую книжку.
— Поссорились им, что ли?
Но хотелось почитать. Тыну сильно пыхтел трубкой. С вечернего неба лился Голоиа Мари и книга нежно рдели.
Мы с тобой так до конца и не договорили... произнес наконец Прпллуп и положил руку на плечо молодухи.
Мари продолжала читать — как видно, попалось увлекательное место. Она инстинктивно протянула руку назад и о гнела руку мужа, словно ей было тяжело под ней. Но она слышала, что сказал Тыну, и когда самое интересное было прочитано, отозвалась:
О чем то?
Ну, рал но ты помнишь. Ты сказала — в городе. Когда па молоке этом поднакопим сколько надо - переехать бы в город... Я, правда, в тот вечер призадумался, спорна вроде чудно показалось; как-никак с землицей этой да с навозом до того свыкся, сросся, точно улитка со сноси ракушкой. А поразмыслишь да прикинешь — городе не плохо. Не надо со скотиной копиться, да о хлебе душой болеть. Все готовое, все под рукой, знай покупай да ешь, живи себе барином... Купили бы сразу два дома побольше... будет охота откроем или еще какое дельце, а нет — деньги и сами процент дают... Вот уж тогда вволю наглядишься и на людей, и ни не и кую ней чипу, как думаешь, Маннь, а?
Мири прочла еще несколько строк и ответила, не подними когда Лап станет себе имение покупать, •вы и возьми молоко.
Когда?..— Длинные ноги Приллупа заерзали по |раие, усмешка искривила угол рта.-—Ты что, шутишь? Кю мне тогда это молоко даст? Старик уже и сейчас злится, что но ухватились сразу, когда он предложил. Он, мол, добро делает, а тут еще жди, торгуйся, как с мужичьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58