.. И шла бы ты да кончила эту канитель, право...—Фраза эта ласковой укоризной скользит с губ в заросли бороды.
— А ты замолчи — вот канитель сразу и кончится.
— Значит, ты... значит, ты не хочешь?
— Нет.
Рыже-карие глаза Приллупа на миг закрылись, точно от удара по голове. Он вынул трубку изо рта, снова взял ее в зубы, снова вынул и опять сунул в рот.
— Но ты же обещала... ты сказала, что...
— Сказала, что не прочь бы жить в городе, кабы можно.
— Кабы можно... Так тогда и было бы можно... ведь ты...
Мари перевернула страницу, ни одна жгшка на ее лице не дрогнула, и все же слова замерли у Тыну на языке, горло его вздулось, из груди вырвался такой звук, точно его что-то душило. Как поваленное дерево, лежал он еще несколько минут на траве, потом поднялся и побрел к избе. Мари показалось, что у него подкашиваются ноги.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Покойный Аабрам Приллуп, бывало, сомневался — у бога ли надо вымаливать мирские блага или у злого духа. Сын его Тыну предусмотрительно обращался и к тому, и к другому, но дело не подвинулось ни па шаг. Всевышний хранил молчание, очевидно давая понять, что подобное ходатайство к его канцелярии не относится, а нечистый хоть и отвечал через зловонные листочки знахарки Трийну, но слишком уж кратко и неопределенно. Лови свое счастье, обходи помехи сторонкой,.. Хорошо сказано, да как это сделать?.. До чего же неясные указания дают человеку эти наставники и помощники, обитающие в заоблачных высотах и в недрах преисподней! Они совсем упускают из виду, что остротой ума их клиенты не отличаются. Вполне ясными были только слова: не отдашь — не получишь.
И Аабрамов сын готов был отдать.
Но что делать, если та, кого ты собираешься отдать, этого не хочет? Если речь идет уже не об упрямстве, с которым можно было бы справиться, а о твердом решении? Что же, черт подери, теперь ловить и что обходить сторонкой?
И Приллуп снова решал махнуть на все рукой. Но, едва похоронив своего мертвеца, он опять выкапывал его из могилы, снова оживлял безнадежность дыханием надежды. Да, предскажи ему гадалка какую-нибудь пустяковую удачу — другое дело! Но ведь тут, наверно, крылось большущее счастье, по меньшей мере такое, какого ждал сам Тыну, а может быть, и гораздо, гораздо большее. И ради такого счастья стоило бороться, стоило ломать и тратить слова, лишаться сна и аппетита. Найдется же, п конце концов, верный способ, попадется в руки надежный рычаг! Или какой-нибудь счастливый случай поможет и укажет путь.
— дни шли за днями, а подходящих путей и способов находилось мало придумал какой то предлог, чтобы послать город городские соблазны повернут мысли куда следует. Мари отправилась поэтому могла целый день наслаждаться всем, что там привлекало и манило. Но вернулась она вовсе не в таком восторге, как в первый раз: городская жизнь сейчас пока лились ей вялой и скудной, а жара нестерпимой.
Питом Тыну попробовал пустить в ход денежные посулы. Он обещал всю прибыль от продажи барских телят целиком отдавить— она может с этими деньгами делать псе, что душе угодно, с первого дня. Обещал ей также доли.) дохода с каждого фунта масла, а под конец намекнул, что небось и «тот, другой» -—не такой уж, тоже нет да подарит что-нибудь сверх всего прочего.
По Мари, обнажив редкие зубы, усмехнулась: Ишь какие вы добренькие!
Приллупу часто приходила мысль — не посоветовать ли барину, чтобы он сам по-отечески пробрал строптивую молодуху: может, от господского слова будет больше толку, чем от мужицкого. Но всякий раз этот способ казался ому палкой о двух концах: вдруг Мари возьмет да и все портит каким-нибудь не в меру бойким, дерзким.
Однажды около полудня молодухе велели прийти выть полы в господском доме. А так как в этот день барин никуда но уезжал — Тыну сам видел его издали,— то, возможно, за этим приказом, принесенным кухаркой, скрывалось желание хозяина встретиться с Мари наедине. Но это могло быть и не так. Приллуп ничего не в силах был изменить, но поспешил уверить себя, что все обойдется благополучно.
Однако молодуха ответила посыльной с беспримерной дерзостью:
— Не пойду! Пускай зовут Пастухову жену, это ее давний заработок, он ей больше нужен, чем мне!
К счастью, Тыну успел еще догнать стряпуху в воротах: не передавай, мол, такого ответа, скажи лучше, что никого не застала дома!
— Господи помилуй! — вернувшись, воскликнул Тыну с искренним испугом, но и не без задней мысли, внезапно пришедшей ему в голову.— Неужто ты не видишь, что он тебя добивается, что ты ему приглянулась! Он мог бы любую другую выбрать, баб и девок кругом — хоть пруд пруди, а вот ему нужно тебя, только тебя! Неужели ты этого не ценишь! Разве не знаешь, кто он и кто ты!
Но что ты будешь делать с этой озорницей! Она расхохоталась, увидев его жалкую мину и сжатые руки, и выкрикнула, захлебываясь от смеха:
— Не ценю... не ценю!.. Я только себя ценю и уважаю, когда ты наконец поймешь это!
Мари смеялась редко и тихо, такого безудержного хохота Тыну от нее никогда не слышал.
Теперь Тыну уже больше ничего не мог придумать, решительно ничего. Словно на плечах у него была не голова, а деревянный чурбан. Чурбан этот, казалось, был вечно затуманен какой-то одурью: при ходьбе Тыну мерещилось, что у самых его ног — крутизна, что еще шаг — и он свалится в яму. И руки двигались неуверенно. Нагружая воз клевера, он вынужден был напряженно следить, чтобы навильник не попал мимо. по вечерам, когда он усталый ложился в постель, все тело казалось ему деревянным и кровать колыхалась под ним, как челнок на волнах.
В своем смятении Тыну начал опять, почти бессознательно, искать помощи у высших сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58