— И должен обратить ваше внимание на следующее обстоятельство,— резко возразил ему барон Штакель-берг.— То, что здесь происходит, не подлежит вашей компетенции. За все это отвечаем только мы, господин полковник!
— Я сейчас выступаю не как должностное лицо, меня побуждает лишь чисто человеческое сострадание, а также чувство отвращения,— ответил жандармский полковник, и его голос вдруг тоже зазвучал уверенно и властно.— Но вы ошибаетесь, полагая, что это событие вне моей служебной компетенции. Я имею право сообщить о нем своему высшему начальству и обязательно воспользуюсь этим правом, если вы сейчас же не прекратите избиение... вон два человека и так уже лежат без сознания.
Эта угроза все же возымела действие. Порка была прекращена. По приказу полковника Грессера двух крестьян, засеченных до полусмерти, положили на телегу и увезли в больницу.
Но экзекуция и без того уже подходила к концу. Возможно, последние несколько человек и получили меньше ударов, чем им было присуждено: избежал розог один лишь Ян Агураюя — он, говоря словами народной поговорки, «порку надуть умудрился». Этот хитрец разделся и, улучив минутку, когда внимание солдат было чем-то отвлечено, скользнул в толпу уже избитых крестьян. Избавились от порки также Сийм из Мазикамяэ, Микк Ал-лик и Ян Мяэ, все трое из волости Ания. Первый был освобожден от розог по слабости здоровья и вместо того посажен на две недели в тюрьму. Второй хотя и приехал в город вместе с другими мужиками, но не пошел на Выш-город и, таким образом, избежал жестокого наказания. Третьего спасла его почетная должность: он был церковным старостой. Но, как ни странно, не избежал общей участи и волостной старшина Мятлик, верный помещичий слуга, который по приказанию барина сам погнал крестьян в город. Он тоже получил свои сто ударов и мог после этого сколько угодно размышлять о людской неблагодарности. Более легким наказанием отделался, как говорили, Як Мугамяэ. Лежа, он кое-как прикрыл свое обнаженное тело одеждой, а солдаты, поровшие его, случайно оказались милосерднее других или, может быть, за ними так тщательно следили, поэтому удары попадали не на голое тело 1.
1 Вот список крестьян из Ания (Ханийыэ)), участвовавших в этой дикой трагедии в роли потерпевших; фамилии крестьян, пришедших из соседних семи или восьми волостей и также подверг-нугых наказанию, мне не все известны. В скобках я указываю возраст этих людей. Триста ударов получил Биллем Кянд из Куй-васитта (37 лет). По сю пятьдесят ударов получили: Юри Агу-раюя из Мынипалу (41 г.), Антс Рега из Пыльдмаа (39 л.), Микк Ялакас из Раудоя (39 л.), Антс Кентман из Руноя (21 г.). По сто ударов получили: Микк Куускман из Тийроя (? л.), Як Мугамяэ из Саэ (37 л.), Юри Куускман из Пурикапыллу (? л.), Михкель Мугамяэ из Википалу (42 г.), Юри Агураюя из Википалу (34 г.), Антс Тярк из Саупалу (34 г.), Юри Кург из Пэтка (35 л.), Хэрм Куускман из Пирга (48 л.), Март Кылу из Кукевялья (30 л.), Юри Агураюя из Лоо (44 г.), Микк Камп из Бай ну (29 л.), Антс Сукк из Кылухярма (32 г.), Сийм Маазикамяэ из Эллепи (27 л.), Антс Кадакас из Эллепиреге (35 л.), Юри Кана из Куке (30 л.), Ян Лепп из Вескихярма (24 г.), Ян Ильвес из Вескихюба (22 г.), Хиндрек Верло из Тэтси (19 л.), Юри Кянд из Марди-Яни, брат главного обвиняемого, Виллема Кянда (33 г.), Майт Кянд из Нопа, второй брат Виллема Кянда (30 л.), Антс Каск из Андрезе (59 л.), Петер Куускман из Лиймука (29 л.), Юри Куускман из Пикакаэла (33 г.), Ян Лепп из Вялья-Яни (36 л.), Юри Капа из Каллепыллу (34 г.), Ян Ялак из Вастику (27 л.), Мадис Куускман из Паль-гиару (34 г.), Карель Леман из Тампли (31 г.), Юри Муугамяэ из Арупере (35 л.), Юри Лепп из Куузику (37 л.), Микк Лооберг из Лилли (40 л.), Як Мятлик из Рейну, старшина (47 л.), Якоб Таннеберг из Кока (? л.), Ян Иней из Пней (22 г.), Микк Куузе из Аллика (37 л.), Тыну Ильвес из Видевику (31 г.), Микк Лоо-
Место экзекуции теперь походило на поле битвы, где недавно кипела жаркая рукопашная схватка. Всюду лужи крови, мокрая земля вся истоптана, кругом валяются обломки оружия: здесь — это палки и розги, а там, где чуть посуше, кучками лежат, сидят или стоят, пошатываясь, на ослабевших ногах, раненые. Бледные перекошенные болью лица, бескровные губы, тусклые глаза, в которых застыло отчаяние и немой крик о помощи...
Но этих раненых ищет участь более плачевная, чем бойцов, оставшихся на поле сражения. Тех не лишают врачебной помощи, им перевязывают рапы и отвозят их в лазарет. Л что делается здесь? Истекающим кровью, обессиленным людям подносят ко рту лишь зловонную сивуху; большинство с отвращением отталкивают ее. Потом лежащих на земле поднимают ударами прикладов: кто не в силах подняться, того ставят на ноги, и всю истерзанную толпу гонят по Нарвскому шоссе вон из города. Если кто-нибудь, окончательно ослабев, отстает, его подталкивают кулаками и прикладами. Менее пострадавшие ведут своих собратьев, еле передвигающих ноги, поддерживают тех, у кого колени вот-вот подкосятся... Никто и ио думает о том, что же станется с искромсанными телами несчастных жертв в эту июльскую жару, не воспалятся ли раны, не заведутся ли в них черви, как, впрочем, и случилось у многих. Никто не подумает о том — не останутся ли эти люди калеками на всю жизнь, не сойдут ли многие из них преждевременно в могилу.
Эти люди были приговорены к казни.
И за что?
За то, что они пришли к высшему начальству губернии с покорнейшей просьбой — разъяснить им новый закон. Они пришли с просьбой, просьбу их сочли преступлением, а самих жестоко покарали.
Медленно ползет скорбное шествие меж сверкающих штыков, тянется за пределы города. Как напомпнанпе о происшедшем остается на площади огромное кровавое пятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111