Она сказала. «Было бы неплохо, если бы этот юноша когда-нибудь показался мне». Конечно, попробую отговорить...
Домой пришел я поздно ночью, усталый и голодный. Дверь открыла хозяйка. Где так долго пропадал? Она очень тревожилась — не попал ли ее гимназист в какую-нибудь бедуН
Я чистосердечно признался: пусть делает что хочет, пусть хоть сейчас выбросит меня из квартиры — все равно не смогу заплатить сразу за весь месяц. И я рассказал ей обо всех своих приключениях.
Хозяйка отвернулась; я заметил, как она быстро утерла рукавом глаза. Потом выташила из остывшей печи глиняный горшок — в нем было немного похлебки.
— Садись-ка за стол... да бери ложку
Когда я опустошил тарелку, хозяйка легонько погладила мою голову:
— А теперь иди спать. Мы небогатые люди... но, может быть, ты со временем что-нибудь заработаешь. Только никогда не бери в руки карты Мы бедны и так, а карты —они снимают последнюю рубашку с плеч. Мало ли этакого бывало?
Глава XII
Вечные враги. — Ночь напролет за работой. — Дочь губернатора. — «Фи, господин гимназист...»
Другие могли ночь напролет просидеть за картами или еще как-нибудь убить время, и все-таки на другой день они являлись в гимназию со свежей головой.
Я же на следующее утро чувствовал себя так, словно меня отхлестали плетьми, и на уроке географии не мог ответить на самые простые вопросы.
Как был поражен учитель географии Сергей Николаевич Уральский, который так доброжелательно отнесся ко мне во время экзаменов! Мы снова остановились с ним в конце коридора.
— Залан, что с вами случилось? Вы нездоровы?
Я стоял пристыженный, опустив голову. Я научился лгать Хорьку, Гуммиарабику, директору... Но Уральскому. .. Ему не мог сказать ни одного неправдивого словечка. Разве нельзя было пожаловаться, что голова разламывается на части? Сергей Николаевич поверил бы мне — мне, который знал все моря и реки, как настоящий моряк.
— Выслушайте меня хорошенько: через неделю кончается первая четверть. Я уже познакомился с вашими отметками.- почти по всем предметам пятерки. Но что случилось с вашей памятью? Вы знаете, после окончания первой четверти будет заседание дамского комитета. Держитесь покрепче, чтобы стипендия от вас не ускользнула. А сегодня, мой милый, идите домой. В журнале отмечу, что вы внезапно заболели. Боюсь, как бы вас не вызвал еще кто-нибудь... Не всякий захочет считаться с вашим состоянием. Еще раз напоминаю: будьте осторожны в конце четверти!
Дома я немного полежал — стало легче. Потом внимательно просмотрел уроки на завтра Бывало, что даже самые прилежные ученики вдруг забудут о каком-нибудь заданном уроке. Итак: немецкий язык, история-, рисование, арифметика. Ага, по арифметике нужно сдать тетради с задачами, решенными раньше.
Я просмотрел все остальные уроки и, посвистывая, наклонился к сундучку, чтобы вынуть из него тетради по арифметике, хранившиеся у меня на самом дне.Однажды случилась беда: хозяйка взяла со стола тетрадь и накрыла ею котелок с супом, чтобы суп не простыл. Тогда мне пришлось переписать все задачи в новую тетрадь — не покажешь же учителю тетрадь с жирным пятном посредине!
После этого случая я аккуратно запирал в сундучок все тетради. Но от несчастья, нет гарантий. Перед моими глазами поплыли желтые и зеленые круги: что стряслось с тетрадями?
Крысы и мыши были моими вечными врагами, особенно в квартире портного Ипполитова. Спасая от них свои съестные припасы, я все мешочки вешал на гвозди. И вот эти чертовы мыши прогрызли дно в сундучке И перепортили все собранные за четверть тетради!
Как странно, что мне не повезло как раз в географии и арифметике. В этих предметах я чувствовал себя особенно сильным. Но если Сергей Николаевич был чутким и добрым, то от Барбовича — учителя арифметики — я не мог ждать ничего хорошего. Его мало интересовало, есть ли у гимназиста глубокие знания. Он обычно задавал каждому вызванному к доске три вопроса или задачу. Если гимназист решал, бойко постукивая мелом подоске, получал пятерку. Если решал не столь бойко — четыре или четыре с плюсом. Если запинался — три. То же при проверке тетрадей: они должны были выглядеть так, точно их только что купили в магазине. Но сам ли гимназист решал задачи, списал ли с чужой тетради или кто-нибудь другой сделал ему за небольшую мзду — это Барбовича не интересовало. Главное — внешний вид.
Но именно в этом надо мной тяготело проклятие. Разве одноклассники имели представление о бедах, которые подстерегали меня со всех сторон? У них были хорошие сумки для книг, не боявшиеся ни дождевых капель, ни снежинок. Мне же приходилось заботливо прятать книги и тетради под пальто; единственное, что я мог сделать, — обернуть их в старые газеты, да и те раздобывал не без труда. У господских детей никто не накрывал тетрадями горшки с супом. На их тетради не покушались крысы и мыши.
Разумеется, гимназисты вроде Толи Радкевича не очень-то заботились о книгах и тетрадях. Они довольствовались тройками и не считались с особенностями характера Барбовича. Но мне нужны были пятерки, чтобы «дамский комитет» раскошелился.И вот я стоял, остолбенев, перед сундучком. Какой толк от того, что я лучше всех решаю задачи? Если сдам такие тетради — получу единицу. По устному — пять, по письменному — единица; в результате — три за четверть. Нет-нет, только не это! Придется вес переписать. Тетради, на которых будет стоять моя фамилия, должны быть такими, словно их только что доставили с фабрики.
Сел за столик и взялся за перо. Счастье еще, что Сергей Николаевич отпустил меня с уроков — все-таки немного отдохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139