ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— За четыре дня мы четыреста тонн сенажа заложили. По шестьдесят человек в день на сенаж выходило. Такое большому колхозу и то, должно быть, не всегда под силу, а мы одолели,— хвалился как-то Леня Васьковский.— И все спокойно, без лишнего шума.
Это, конечно, Геннадий, хорошо, когда человек вот так тихо и скромно, без крика, без шума делает свою работу. И в райкоме Комягина говорила о тебе:
— Люблю, как Шведов работает. Не кричит, не обещает, не бьет себя в грудь, не устраивает показухи из любого мероприятия. Он тихо, но зато уверенно делает свое дело. Только глянешь — а у него уже все сделано...
К вечеру, когда машины пошли на элеватор, когда твоему рабочему дню давно уже надо было закончиться, я уговорил тебя съездить вместе искупаться.
Миновав шоссе, возле красивой школы-интерната Куляй везет нас за вон тот освещенный солнцем сосняк, за которым петляет в ольшанике и меж кустов черемухи неширокая, неглубокая, наша древняя, с детства знакомая Оршица.
— Ты знаешь, что Андреевщина — зеленая зона, зона отдыха города Орши? Куда мы едем — то же самое. В воскресенье сюда столько наезжает, что свободного места не видать. Газетки расстелют, чарку берут, закусывают себе,— объясняешь ты.
И немного помолчав:
— Наши бабы, согнувшись в крюк, на полосках в поле стоят, лен теребят, а оршанские женщины, кругленькие, румяные такие, прыгают весело в купальничках — в бадминтон играют.
— Не злись на них. Они же свое около станков за неделю отстояли, отработали.
— Я понимаю, я просто так.
— Тем более что крестьянская работа, мне кажется, немного интереснее, разнообразнее: то пашешь, то косишь, то сено ворочаешь, то жнешь...
Лето подбиралось уже к середине августа. В огородах приятно пахло смородиной и спелым укропом, возле хат — малосольными, засоленными, видимо, еще не на зиму, огурцами.
Из леса густо пахло грибницей, хотя грибов еще и заводу не было: где там они пробьются, те грибы, в такую сушь!
Воздух также отдавал уже осенью, сыростью, хотя до обложных дождей и осенней слякоти было еще далековато.
Даже с каждым новым вечером воочию замечаешь, как настойчиво и неумолимо становится короче день — солнце склоняется к закату все ра-ньше и раньше. Кажется, даже чувствуешь, как тихо и почти незаметно, уходя, струится около тебя лето, как выпутывается оно из паутинок, на которых под ветром летят куда-то в свои теплые края маленькие паучки, надеясь, что чем длиннее спрядут они паутину, тем дальше будет их путешествие...
Оршица плещется под самыми берегами, булькает возле коряг. Рядом, у глубокого омута, где когда-то стояла водяная мельница, весело хохочут ребятишки.
— А помнишь, как мы с тобой почту из Дубровок носили? — неожиданно для меня спросил ты.
Оглядываюсь. Пытаюсь найти хоть какую-то логическую зацепку, которая вернула тебя в те далекие уже наши годы. А ты, улыбаясь, показываешь на толстую старую вербу, которая выгнулась над самой рекой, вытянулась, словно мостик-кладка, до другого берега, а там уже снова пошла вверх — будто она растет не на этой, а на той стороне.
— Помнишь, возле Стахвана как раз вот такая стояла. Дойдем, бывало, до нее — я остаюсь тут, а тебе надо на ту сторону перебираться. А мост ведь тогда между Понизовьем и Зубревичами был сломан. Вот ты по такой вербе и перелезал.
Конечно, Геннадий, помню. И как ты мне помогал — тоже помню. Я, чтобы руки были свободными, передавал тебе связанные газеты и письма, а сам, держась за суки, доходил по вербе до того места, где она, пружинясь, гнулась почти к самой воде, а потом спрыгивал на тот берег. И чаще всего, особенно в половодье или в осенние дожди, попадал в воду — с такой пружинистой вербы далеко не прыгнешь... Тогда ты забирался на вербу и раскачивал на веревочке, словно
маятник, связанную вместе почту, пока я не ловил ее на том берегу...
Пока мы раздевались, через кусты пролез Садкович— и здесь нашел тебя.
— Михайлович, нужна машина. Дочка рукой на какой-то сук напоролась — надо в больницу отвезти. Пока того автобуса дождешься. Да и плачет очень... Я и сам при немцах соскочил было с вербы на корягу какую-то трухлявую. Трухлявая-то трухлявая, но чуть не вся в ногу вошла: вот это заноза! Хорошо, что какой-то немец добродушный рядом стоял. Взял он меня на руки, все «кляйне, кляйне» говорит и понес к своему врачу. Если по правде, так и среди немцев хоть редко, но были все же добрые люди...
Ты не возражал. Только спросил, говорил ли Садкович с Бухавцом — он ведь вместе с Комаром или Куртасовым мог бы сам дать машину: зачем еще и председателя искать...
— Не видел я что-то Бухавца.
— Что, Садкович, может, он опять?..
— Не знаю.
Когда Садкович чуть не бегом заторопился назад в Андреевщину, где ждала машину его дочка, ты рассказал мне:
— Как-то в самый сенокос, на разнарядке, я специально и говорю: «Товарищи, завтра у нас получка, кому надо взять выходной, скажите сегодня». Все молчат. «А вы, Бухавец, как думаете?»— спрашиваю у бригадира. «Нет, мне не надо»,— отвечает. «Ну, смотрите, чтоб потом неприятностей никаких не было». Так и вышло. Только он успел наряд дать — и уже готов: говорят мне, что Бухавец пьяный. На другой день я сам пошел наряд давать, а потом вызываю экономиста и говорю: «Принимайте, Яркович, временно бригаду». Через несколько дней появляется и сам Бухавец. «Ну что, Бухавец, из очередного отпуска вернулись?»— спрашиваю. Молчит. «А где же вы эти дни были?»— допытываюсь. Опять молчит. «Почему на работу не выходили?»— интересуюсь. Тоже не отвечает. Всем правлением решили в последний раз ему поверить... Да ведь люди виноваты тоже. Сами поднесут, напоят, а потом, как вон Алексей Кухаренка, прибежит который в кабинет и пальцем показывает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51

ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ    

Рубрики

Рубрики