— Ведь я ничего о тебе не знаю.
Юзек с беспокойством взглянул на отца, который, поздоровавшись с гостем, вернулся к сосредоточенному изучению старого номера журнала «Наездники и коневоды», словно это было очень важное занятие.
— В самом деле,— ответил Юзек.— Но с чего начать, ведь столько всего...
Спыхала усмехнулся, снова чувствуя свое превосходство, и сказал:
— Начнем с сегодняшнего дня, так, пожалуй, вернее. Я не могу больше оставаться в Киеве и не знаю, куда мне деваться. Хотел бы несколько дней провести в Молинцах.
— Можешь жить, сколько хочешь,— сказал Юзек, не обращаясь за подтверждением к отцу.— Но дело в том, что мы и сами не знаем, долго ли нам осталось здесь жить. Во всем уезде уцелели только два имения — Молинцы и Маньковка. Мама с Олей и тетей Михасей в Сквире, завтра приедут сюда за серебром.
Эти имена и названия вернули Казимежа к тому, от чего он так насильственно был оторван более трех лет назад. Маньковка и тетя Михася! Ничего не изменилось. Но почему-то все прежнее, что снова было рядом, как-то утратило свои краски под пылью времени, и теперь не воспринималось как реальность. Даже старый Ройский казался ему каким-то призраком. Перед Спыхалой пронеслись картины прошлого. И удивительное дело — во всем этом Юзек был единственной реальностью, конкретной и определенной: его уверенный голос, военная выправка, подстриженные усы, неправильное, но очень красивое лицо, его рассказ о пережитом в сражениях. Юзек был для Спыхалы как бы оазисом в пустыне. В нем он нашел ту прочную опору, в которой так нуждался.
Сразу же после ужина Юзек проводил Спыхалу в комнату, которую прежде занимал Валерек, и приготовил ему постель. Истопили печь, нашлась бутылка старого меда, и друзья принялись болтать так спокойно, будто за окнами лежал послушный им мир.
Казимеж спросил о Валереке.
— Он в армии, в Одессе. Давно нет от него известий.
— А как тут? В деревне?
— Пока все спокойно. Только вот деревья в парке вырубают.
— Дубы?
— И дубы. Все.
Глаза Юзека потемнели. Что-то недоброе мелькнуло в них, словно предвестник бессилия, усталости. Казимежа это обеспокоило, ему хотелось как можно дольше чувствовать в Юзеке опору. Он переменил тему разговора и стал рассказывать, почему и с какой целью очутился на Украине и что намерен здесь делать. Юзек слушал Казимежа без видимого интереса, его больше занимали личные дела друга. Однако Спыхала все время возвращался к общим темам.
— Но почему вы сидите здесь? — спросил он.— Ведь это опасно. В любую минуту в Молинцы могут явиться...
Юзек пожал плечами.
— Не все ли равно! Спыхала возмутился:
— Как ты можешь так говорить? У тебя же все впереди, ты что же, не стремишься к новой жизни, не хочешь ее?
— Опять эти смешные фразы! Ну, не будем об этом.—Юзек будто стряхнул с себя равнодушие, а с лица согнал усталость.— Конечно, нам давно уже пора уехать отсюда. Женщин мы отправили в Сквиру. Но отец никак не может решиться оставить Молинцы. Да, здесь небезопасно. Но в деревне у нас есть доброжелатели, они нас предупредят.
— Ты в этом уверен?
— Вполне. Потому и согласился, чтобы наши женщины приехали завтра забрать кое-что из вещей. Ну, а что у тебя? — спросил Юзек, хотя Спыхала уже очень много рассказал о себе. Видно, мысли Юзека бродили в это время где-то далеко.
Спыхала взглянул на него с величайшим удивлением. «Этот мальчик в самом деле очень изменился,— подумал он.— Полон какого-то внутреннего безразличия ко всему на свете. Не Элизабег ли Шиллер тому виной?»
— Что же я все о себе да о себе! — сказал Спыхала.— Ведь столько всего произошло. А о семействе моем ты знаешь, я ведь говорил тебе не раз.
— Верно, ты говорил мне,— сказал Юзек и снова ушел в свой мысли.
Спыхала, не скрывая удивления, смотрел на печально задумавшегося Юзека. Его красивое лицо как-то угасло изнутри, губы скривились в невеселой улыбке.
— Что с тобой стряслось? — с беспокойством спросил Спыхала и положил руку ему на плечо.
— Тяжело мне,— с трудом, будто ворочая камни, произнес Юзек и посмотрел на своего бывшего учителя глазами раненого зверя.
Спыхала ни о чем не спросил, только вздохнул и улыбнулся.
— Ой-ой, как скверно.
II
На другой день, когда мужчины сидели за скромным обедом, появились дамы. Пани Ройская, очень стройная, очень серьезная и почти седая, тетя Михася в гарусной пелеринке, и за ней Оля. Узнав Казимежа, Ройская остановилась как вкопанная. А он видел только Олю. Пожалуй, немного выросла. Похудела, и глаза ее, большие и голубые, казались еще большими на похудевшем лице. Спыхала заметил, как кровь прилила к ее щекам, когда она увидела его. Оля подала ему холодную руку.
А ему пришлось отвести взгляд — надо было отвечать на вопросы Ройской и тети Михаси, которая хотела все знать о политике, и притом как можно подробнее.
Ройская смотрела на Спыхалу с сердечностью, словно на родного. Видно было, что она очень рада его неожиданному появлению. Он отвечал ей такой же радостной улыбкой.
— Я хочу пройтись,— сказала Оля, когда обед кончился,— посмотреть, как все это выглядит...
Старый Ройский только махнул рукой. — Что уж там смотреть,— сказал Юзек.
— Я провожу вас.— Спыхала встал со стула.
— Пожалуй, лучше, чтобы вас никто здесь не видел,— заметила Ройская.
— На усадьбе и в саду никого нет, только пленные австрийцы,— сказал Юзек.
Был легкий мороз, падал снежок. Оля и Спыхала молча вышли во двор. Все кругом опустело. Кузница и конюшни были распахнуты настежь, по снегу рассыпана солома. У обледенелого колодца стоял солдат в голубом мундире. Тощий пес бродил по двору и то и дело нехотя ложился на смерзшуюся землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213