— Может, хочешь чайку? — спросил Франтишек.— Я сейчас приготовлю, уважаемая пани.
— Спасибо, охотно выпью,— ответила Оля, только чтобы остаться одной.
И Франтишек поплелся в кухню.
Перед Олей открывалась перспектива безнадежно пустых дней. Ей так не хватало тетки, матери и той жизни среди близких людей, к которой она привыкла. Франтишек был до ужаса чужим.
Он принес ей чай. Крепкий, хорошо заваренный. Такой чай сейчас был редкостью в Одессе. Оля взглянула на него с благодарностью, Франтишек поцеловал ей руку, и в этом простом и искреннем движении он впервые не показался ей смешным. Присев рядом, он весь так и подался к ней. Она совсем близко видела его лицо — красивое, но заплывшее жиром, с голубыми глазами, белыми ресницами и чуть покрасневшими веками. Он начал говорить — так, словно хотел в чем-то переубедить ее.
— Я знаю, тебе тяжело, меня полюбить трудно, я тебя понимаю, знаешь, правда понимаю, и я так благодарен, что ты согласилась стать моей женой...
Слушая эту неловкую речь, Оля подумала, что Голомбек ни разу не сказал «уважаемая пани», и это ее растрогало.
— Знаешь, я хотел сказать,— продолжал Голомбек, опустив глаза,— я хотел тебе сказать, что если хочешь, то пусть остается так, как есть... ты сначала привыкни ко мне, потому что я такой неловкий, знаешь... сколько времени ты захочешь... когда захочешь, а пока пусть будет так, как есть.
Он взглянул на нее вопросительно, а Оля покраснела и отвела глаза. Сердце у нее сильно колотилось.
— Какой же ты все-таки добрый,— прошептала она.
— Нет, нет,— отчаянно запротестовал Голомбек,— никакой я не добрый, я плохой человек, ах, ты меня не знаешь. Но я очень люблю тебя,— закончил он еле слышно.
Где-то за окном раздались выстрелы, но это было теперь в порядке вещей. Оле вспомнился Казимеж, представилась его худая, «благородная», как она уверяла себя прежде, фигура, его большие черные глаза. Стало очень тоскливо. И так вдруг захотелось, чтобы рядом была мать, с которой она почти не расставалась с детства, что Оля разрыдалась. Голомбек обнял ее. Его широкая грудь была словно щит, теперь эта грудь будет ее опорой — каменной подушкой под развеянные сны. Оля долго не могла унять слезы.
В это же время в доме Шиллеров на кушетке сидели рядом обе сестры — Эвелина Ройская и Михася Сенчиковская — и тихо, спокойно, можно сказать, почти методично плакали. Пани Эвелина безучастно глядела в окно, и слезы струились одна за другой по ее напудренным щекам, прокладывая на них бороздки. Тетя Михася с подвязанной челюстью, уныло подпершись левой рукой, дробно тряслась в беззвучном плаче, как старая бричка на разбитых рессорах.
— Ты, по крайней мере, хоть видела счастье в жизни,— говорила тетя Михася,— жила с мужем почти двадцать пять лет... Ну, правда, убили его... но убили как бы и вовремя... Что бы ты с ним сейчас делала?
— Михася, милая,— взмолилась Ройская,— как ты можешь так говорить!
— Да, да, я не должна так говорить,— продолжала трястись в плаче тетя Михася,— но ты в глубине души признаешь, что я права. Ну что ж? Ты вернешься в Польшу, у нас ведь там есть еще Пустые Лонки. Наладишь хозяйство. А с ним были бы сплошные заботы... Снова начал бы свои опыты... Узкорядный сев...
— Нет у тебя сердца, Михася,— сказала пани Эвелина.— Такой удар, а ты говоришь...
— Верно, нет у меня сердца. А откуда ему быть? Как Сенчиковский бросил меня, зачерствела я на чужих хлебах.
— Ты же прекрасно знаешь, что не из милости жила. У нас был твой капитальчик, арендатор платил что-то там за Пустые Лонки... Не надо так говорить.
— Нет, конечно, нет. К Оле ты была добра.
— С тех нор как умерла Геленка, я считала ее дочерью.
— Да, да,— громко всхлипнула тетя Михася,— но все-таки я всегда чувствовала себя приживалкой.
— Это уж не по моей вине.
— Ну еще бы, Эвуня, что ты! Конечно, я сама виновата. Мне не хватало своего дома.
— Теперь будет у тебя дом... у Оли.
— Это будет дом Голомбека. Он очень порядочный человек, но...
— Знаешь, Михася, ты, по-моему, капризничаешь.
— Верно, Эвелина, милая, верно, капризничаю. Но женщины, которые не знали в жизни любви, всегда капризничают.
— Ты любила доктора.
— Сенчиковского? Да, любила, но он через два года бросил меня, и я приехала к вам. И знаешь, за те два года я тоже не очень-то насладилась жизнью. Он водил в дом любовниц.
— Ты мне уже говорила.
— Говорила, и не раз. Но ты не всегда об этом помнила. Видишь ли, поэтому мне так хотелось, чтобы у Оли был свой дом. Голомбек не бросит ее и, во всяком случае, не станет водить в дом любовниц. Это хороший человек. А Спыхале, знаешь, я не очень доверяла.
— И правильно.
— Мальчики завтра уезжают.
— Да, еще и это. Валсрек остается в Одессе, а вот Юзек...
— Что же это за польская армия! С немцами заодно...
— Пока с немцами, а там, может, и против немцев. Ничего не известно.
— Эвелина, дорогая, не нравится мне все это. Сенчиковский всегда говорил, что Германия — это силища.
— Ах, оставь меня в покое с твоим... Сенчиковским. Эвелина запнулась на имени своего бывшего зятя и большими
шагами начала ходить по комнате.
— Думаешь, мне все это нравится? — бросила она сестре, которая перестала плакать, вытерла глаза платочком, но продолжала сидеть все в той же позе оскорбленной невинности.
Пройдя по коридору, Ройская без стука вошла в комнату юношей. Юзек упаковывал чемоданчик и сейчас стоял над ним, держа в руке фотографию, и как-то странно смотрел на нее. Когда вошла мать, он быстро спрятал фотографию в чемодан под белье. Ройская нахмурилась.
— Фотография Эльжуни? Откуда она у тебя?
Юзек мельком взглянул на мать и тут же отвел глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213