Сперва дорога была хорошая, хотя и не асфальтированная. Давно установившаяся погода выровняла ее поверхность, сгладила ухабы. Но через несколько километров начался песок, и лошади тянули воз нога за ногу. Колеса глубоко тонули в сером песке, время от времени под ободьями что-то скрежетало. Лошади ставили ноги осторожно, будто танцуя.
— Посмотри.— Ромек указал кнутом под ноги лошадям.
Анджей засмеялся. Глазам не верилось: в серой пыли, по которой ступали ноги лошадей, лежали штыки. Под нажимом колес они вместе с песком то поднимались, то падали, словно клавиши разбитого фортепьяно. На протяжении нескольких сот метров они ехали в этой пыли и все по штыкам. Ребята не могли понять, что это значит. Анджей оглянулся на мать и на Спыхалу. Тот сидел, напряженно выпрямившись. И побледнел.
«Совсем как на похоронах Эдгара»,— подумалось Анджею.
За кюветом, у самой дороги, потянулись могилы. Торопливо насыпанные и кое-как выровненные песчаные холмики. И над каждым холмиком две палки, связанные накрест проволокой. Иногда колючей проволокой. Такой крест из двух палок, связанных колючей проволокой, видимо, был особым памятником. На некоторых могилах лежали полевые цветы, сморщенные и порыжелые.
Когда двинулись дальше, перед ними открылось обширное неперепаханное жнивье. Небольшие холмики, насыпанные саперскими лопатками, усеяли все поле. У каждого холмика виднелась неглубокая, удлиненная яма.
Спыхала приказал остановить лошадей и пошел по полю между этими холмиками. Анджей последовал за ним. Спыхала наклонялся к ямам, даже сунул руку в одну из них, как бы желая убедиться, что в яме ничего уже нет, кроме отпечатка человеческого тела.
— Что это? — спросил Анджей.
— Это поле боя. Здесь лежали солдаты... под обстрелом. Анджей тоже ощупал рукой такое углубление. Земля была
холодная — ведь день стоял пасмурный, солнце показывалось лишь изредка. Анджей почувствовал разочарование. Когда Спыхала сказал, что тут лежали люди, Анджею представилось, что земля должна быть еще теплой, что это тепло хранит следы человеческих чувств — страха, испуга, ужаса и жажды победы. Но ямы были холодные. Люди давно оставили их. Но как, как это происходило? Встали и побежали? Или же встали с поднятыми руками и пошли в плен?
В плен? Или, может, никто из них уже не встал, а их товарищи или победители положили их недалеко отсюда в землю, в ту самую землю, которая пропитана их потом и кровью?
Анджей еще раз нагнулся и, взяв горсть земли с холмика, спрятал ее на память. Но пока он шел к повозке, земля рассыпалась в кармане, обратилась в пыль. Он вывернул карман, и пыль разлетелась по ветру.
Ромек смотрел на него с удивлением, не понимал, что все это значит, но Анджей не промолвил ни слова.
Прежде чем повозка тронулась с места, к ним подошла какая-то женщина. Никто не заметил, откуда она взялась. Неожиданно, точно из-под земли, выросла у самой повозки и ухватилась за ее край.
— Куда вы едете? — спросила она.
Ромек рассердился:
— Уважаемая,— сказал он,— куда едем, туда и едем. Вот и весь сказ.
Оля возразила:
— Ромек, дорогой, так нельзя. А в чем дело? — обратилась она к женщине.
Женщина настороженно взглянула на Олю. В ее маленьких черных глазках таился страх. Она то и дело непроизвольно оглядывалась. Грязные растрепанные космы черных волос падали ей на глаза. Она небрежно отбрасывала их рукой, но они опять падали.
Женщина резко дернула повозку, словно хотела перевернуть ее.
— Пани,— сказала она,— пани! Вся наша деревня сгорела. Дети сидят в яме... в картофельной яме... Все дети... Но моих там нет. Нигде нет. Страшный бой здесь был. Вся наша деревня сгорела...
— По дороге мы видели много сожженных деревень,— спокойно сказала Оля. Она думала своим спокойствием как-то повлиять на женщину, которая, казалось, теряла рассудок.
Но женщина не обратила внимания на ее спокойные слова.
— А сколько тут людей убили! — вдруг громко крикнула она.— Сколько людей! Как же так? Вся наша деревня сгорела! Все овины! Что мы будем есть? Пани дорогая... И детей моих нет...
Ромек продолжал возмущаться.
— Уважаемая,— сказал он,— не у вас одной горе. Война есть война. Отпустите повозку, нам надо ехать...
Женщина вдруг отпрянула от повозки... Откидывая назад волосы, она пристально посмотрела на Ромека и Анджея.
— Такие молодые,— пробормотала она,— а все молодые погибли.
Ромек дернул вожжи. Кони нехотя тронулись. Они словно отяжелели, стригли ушами и будто чувствовали, что происходило здесь еще совсем недавно.
Оля оглянулась. Женщина напряженно смотрела на них.
— Бог не оставит вас! — неестественным голосом крикнула Оля.
Женщина побежала за ними, неуклюже, словно ноги не слушались ее. Видно было, что она хотела еще что-то сказать. Почти догнала повозку и вдруг остановилась. Оля с трудом расслышала, что она говорила.
— Такие молодые! — повторяла она. И со стоном добавила: — И все погибнут!
Оле стало дурно. Она подалась вперед, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Но Спыхала обнял ее и поддержал.
— На все воля божья, пани Оля,— сказал он.
Оля усилием воли выпрямилась, овладела собой. Сжала руку Казимежа.
— Простите,— сказала она.
Усталые лошади шли шагом. Ромек нагнулся к Анджею, который бессмысленно уставился в пространство.
— Ты видел эти ямки? — спросил Ромек.
— Ага.
— А видел, в какую сторону они обращены? В сторону Варшавы...
— Ну и что? — рассеянно спросил Анджей.
— А то, что немцы наступали от Варшавы. Армия была окружена с востока.
Они приближались к Бзуре. Земля здесь была более сырая, местность ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203