ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Сидели они друг против друга, на отдельных местах.
На границе города, где последние дома лежали в развалинах, разрушенные во время осады, в вагон сели два жандарма. Они остались на площадке и не обнаруживали намерения трогать пассажиров. Но разговор в вагоне сразу пошел иной. Все сидели напряженные и делали вид, что на жандармов не обращают ни малейшего внимания, но когда те вышли в Ракове, все облегченно вздохнули.
Говорили Губерт и Геленка мало, но внимательно всматривались друг в друга между фразами о погоде и о молодых листочках. Геленка отметила, что Губерт за последнее время очень изменился, — блеск затаился в его глазах, они выцвели и стали как бы выпуклее, кудри свои он спрятал под берег, лицо стало открытым, более доступным, но вместе с тем и менее красивым, на лбу, довольно низком, прорезались поперечные морщины. И рот Губерта, его губы, прежде такие свежие, сочные, как две вишни, стали теперь тонкими, бледными и выражали ожесточение. В весеннем свете, который шел от зеленеющих полей, Геленка смогла рассмотреть все эти перемены в Губерте. Ее они удивили. Или, может, его беззаботность, игра в конспирацию — одно притворство? Может, все это всерьез? Трудно было в это поверить.
Губерт, в свою очередь, приглядывался к Геленке. У нее всегда была немного мышиная мордочка. В последние дни черты ее еще больше заострились. И это неприятное выражение ожесточенности, стиснутые зубы. Губерт старался во время пауз в разговоре улыбаться ей, однако ответной улыбки это не вызывало.
— Черт возьми,— сказал он вдруг,— я думал, что листья уже распустились. А эти леса совсем еще прозрачные.
— Да,— подумав, произнесла Геленка,— это сейчас совсем не безопасно.
Но встреча была назначена в таком отдаленном и укрытом со всех сторон уголке Лесной Подковы, что хотя харцеров было человек тридцать, не возникало опасения, чтобы кто-нибудь их заметил. Собрались они на просеке, обсаженной густыми елями, видимо, вырубленной когда-то для охотничьих забав. Давно прошли те времена, когда в этих местах охотились, и теперь еловые аллеи заросли березами и дубами. Странное это было зрелище, даже неожиданное, не умещавшееся в оккупационной действительности, которая так сильно давила и на Губерта и на Геленку в городе. Две шеренги харцеров были чем-то нереальным, словно бы игрушечным в этом нежно-зеленом лесу среди темных елей, длинные ветви которых уже выпустили на концах яркую, молодую зелень, источавшую свежий запах. Харцеры, стоявшие вдоль аллеи, были похожи на оловянных солдатиков: они были совсем не настоящие.
Геленка сказала Губерту:
— Сюда еще нужны бумажные шляпы из газет. Это выглядит как игра.
Губерт жестом велел ей молчать. Потом обратился к харцерам.
Геленка никогда не слышала выступлений Губерта. Разумеется, он говорил какие-то прописные и довольно банальные истины. Говорил об обязанностях «молодого поляка», и видно было, что эти простые, избитые слова даются ему с трудом. Но в то же время голос его для юнцов звучал уверенно и убедительно.
Затем началась присяга. Геленке казалось, что у Губерта на глаза навернулись слезы. Мальчики повторяли за ним торжественные слова, которые прежде ничего не значили — ныне означали смерть детей.
Несколько женщин — матерей — стояло поодаль. Они были в ярких весенних платьях. На правом фланге стоял небольшого роста красивый мальчик. Это он докладывал Губерту о личном составе отряда.
Геленка обратила внимание на этого мальчика. Впрочем, после команды «разойдись», когда участники линейки по двое интервалом в десять минут начали покидать поляну, Губерт подозвал его к себе.
— Что там слышно, Кацусь? Но мальчик ответил вопросом?
— А поручик Анджей?
Геленка удивилась и внимательно взглянула на Губерта.
«Неужели у Анджея нет клички?» — говорил ее взгляд.
— Видишь,— сказал Геленке Губерт,— это Кацусь, любимец Анджея.
И ответил мальчику:
— Поручика нет, но есть его сестра.
Кацусь был недоволен. Покраснев, он подал руку Геленке, шаркнув ногами.
— А когда?.. — спросил он Губерта.
— Об этом после,— сказал Губерт и отвернулся от него. Когда возвращались на станцию, Геленка с кривой усмешкой
сказала:
— Что касается конспирации, то действительно... вы можете попасться в любую минуту.
— Ну конечно. Да как-то не попадаемся.— Подумав, он добавил: — Жаль было бы этих мальчиков. Совсем мелюзга.
Геленка посмотрела на Губерта, прищурясь.
— По-моему, для такой работы у тебя слишком мягкое сердце. Произнося присягу, ты плакал.
— Ну нет, я не плакал... Но... был тронут. Прежде это были пустяки. Но сегодня эта присяга — очень опасное дело. Я все думаю: не слишком ли много мы требуем от этих юнцов?
— А я думаю,— Геленка очень холодно произнесла эти слова,— что сейчас от всех нас очень много требуется. Но, видно, не слишком много, если нам так легко удается ответить на эти требования.
— Ответить? Чем?
— Некоторым только слезами,— прошипела Геленка. Губерт помолчал немного. Потом сказал:
— Ты злишься. Но это не очень поможет. Когда свернули к станции, их догнал Кацусь.
— Поручик Эустахий, пойдемте. Скорее, скорее. Взгляните. Скорей, а то немцы вернутся.
Кацусь пустился бегом в ту сторону, откуда они пришли. Парнишка несся что есть силы, а ее у него было много. Губерт задыхался, но бежал. Геленка отставала.
— Сюда, сюда,— звал Кацусь, вбегая в лесную просеку, соседнюю с той, где состоялась торжественная линейка.
Здесь, позади елей, стояли величественные дубы. Они были еще совсем безлистные.
— Посмотрите, поручик,— Кацусь драматическим жестом указал на что-то лежавшее на траве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
На границе города, где последние дома лежали в развалинах, разрушенные во время осады, в вагон сели два жандарма. Они остались на площадке и не обнаруживали намерения трогать пассажиров. Но разговор в вагоне сразу пошел иной. Все сидели напряженные и делали вид, что на жандармов не обращают ни малейшего внимания, но когда те вышли в Ракове, все облегченно вздохнули.
Говорили Губерт и Геленка мало, но внимательно всматривались друг в друга между фразами о погоде и о молодых листочках. Геленка отметила, что Губерт за последнее время очень изменился, — блеск затаился в его глазах, они выцвели и стали как бы выпуклее, кудри свои он спрятал под берег, лицо стало открытым, более доступным, но вместе с тем и менее красивым, на лбу, довольно низком, прорезались поперечные морщины. И рот Губерта, его губы, прежде такие свежие, сочные, как две вишни, стали теперь тонкими, бледными и выражали ожесточение. В весеннем свете, который шел от зеленеющих полей, Геленка смогла рассмотреть все эти перемены в Губерте. Ее они удивили. Или, может, его беззаботность, игра в конспирацию — одно притворство? Может, все это всерьез? Трудно было в это поверить.
Губерт, в свою очередь, приглядывался к Геленке. У нее всегда была немного мышиная мордочка. В последние дни черты ее еще больше заострились. И это неприятное выражение ожесточенности, стиснутые зубы. Губерт старался во время пауз в разговоре улыбаться ей, однако ответной улыбки это не вызывало.
— Черт возьми,— сказал он вдруг,— я думал, что листья уже распустились. А эти леса совсем еще прозрачные.
— Да,— подумав, произнесла Геленка,— это сейчас совсем не безопасно.
Но встреча была назначена в таком отдаленном и укрытом со всех сторон уголке Лесной Подковы, что хотя харцеров было человек тридцать, не возникало опасения, чтобы кто-нибудь их заметил. Собрались они на просеке, обсаженной густыми елями, видимо, вырубленной когда-то для охотничьих забав. Давно прошли те времена, когда в этих местах охотились, и теперь еловые аллеи заросли березами и дубами. Странное это было зрелище, даже неожиданное, не умещавшееся в оккупационной действительности, которая так сильно давила и на Губерта и на Геленку в городе. Две шеренги харцеров были чем-то нереальным, словно бы игрушечным в этом нежно-зеленом лесу среди темных елей, длинные ветви которых уже выпустили на концах яркую, молодую зелень, источавшую свежий запах. Харцеры, стоявшие вдоль аллеи, были похожи на оловянных солдатиков: они были совсем не настоящие.
Геленка сказала Губерту:
— Сюда еще нужны бумажные шляпы из газет. Это выглядит как игра.
Губерт жестом велел ей молчать. Потом обратился к харцерам.
Геленка никогда не слышала выступлений Губерта. Разумеется, он говорил какие-то прописные и довольно банальные истины. Говорил об обязанностях «молодого поляка», и видно было, что эти простые, избитые слова даются ему с трудом. Но в то же время голос его для юнцов звучал уверенно и убедительно.
Затем началась присяга. Геленке казалось, что у Губерта на глаза навернулись слезы. Мальчики повторяли за ним торжественные слова, которые прежде ничего не значили — ныне означали смерть детей.
Несколько женщин — матерей — стояло поодаль. Они были в ярких весенних платьях. На правом фланге стоял небольшого роста красивый мальчик. Это он докладывал Губерту о личном составе отряда.
Геленка обратила внимание на этого мальчика. Впрочем, после команды «разойдись», когда участники линейки по двое интервалом в десять минут начали покидать поляну, Губерт подозвал его к себе.
— Что там слышно, Кацусь? Но мальчик ответил вопросом?
— А поручик Анджей?
Геленка удивилась и внимательно взглянула на Губерта.
«Неужели у Анджея нет клички?» — говорил ее взгляд.
— Видишь,— сказал Геленке Губерт,— это Кацусь, любимец Анджея.
И ответил мальчику:
— Поручика нет, но есть его сестра.
Кацусь был недоволен. Покраснев, он подал руку Геленке, шаркнув ногами.
— А когда?.. — спросил он Губерта.
— Об этом после,— сказал Губерт и отвернулся от него. Когда возвращались на станцию, Геленка с кривой усмешкой
сказала:
— Что касается конспирации, то действительно... вы можете попасться в любую минуту.
— Ну конечно. Да как-то не попадаемся.— Подумав, он добавил: — Жаль было бы этих мальчиков. Совсем мелюзга.
Геленка посмотрела на Губерта, прищурясь.
— По-моему, для такой работы у тебя слишком мягкое сердце. Произнося присягу, ты плакал.
— Ну нет, я не плакал... Но... был тронут. Прежде это были пустяки. Но сегодня эта присяга — очень опасное дело. Я все думаю: не слишком ли много мы требуем от этих юнцов?
— А я думаю,— Геленка очень холодно произнесла эти слова,— что сейчас от всех нас очень много требуется. Но, видно, не слишком много, если нам так легко удается ответить на эти требования.
— Ответить? Чем?
— Некоторым только слезами,— прошипела Геленка. Губерт помолчал немного. Потом сказал:
— Ты злишься. Но это не очень поможет. Когда свернули к станции, их догнал Кацусь.
— Поручик Эустахий, пойдемте. Скорее, скорее. Взгляните. Скорей, а то немцы вернутся.
Кацусь пустился бегом в ту сторону, откуда они пришли. Парнишка несся что есть силы, а ее у него было много. Губерт задыхался, но бежал. Геленка отставала.
— Сюда, сюда,— звал Кацусь, вбегая в лесную просеку, соседнюю с той, где состоялась торжественная линейка.
Здесь, позади елей, стояли величественные дубы. Они были еще совсем безлистные.
— Посмотрите, поручик,— Кацусь драматическим жестом указал на что-то лежавшее на траве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203