ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Ведь это лишь сон.
— Я была артисткой,— призналась Сабина, которой тоже, вероятно, несмотря ни на что, хотелось рассказать о себе,— но из этого уже ничего не получится.
— Не получится?
— А вы думаете, после такой войны человек сможет снова-обрести равновесие и снова петь? Никогда...
— О, человек, говорят, скотина выносливая... Иной раз он возвращается к своим делам весьма издалека.
— Нет, нет, уверяю вас. Как вы видели, я тут на короткой ноге с партизанами. Я была не только у партизан, я многое пережила. Видали вы развороченные бомбами железнодорожные линии? Или овраги, наполненные трупами невинных безоружных людей? Вы полагаете, что если бы после войны я вышла на сцену и начала петь Моцарта или Шуберта...
— Певица? — спросил Януш полушепотом.
— ... то перед моими глазами сейчас же, немедленно, не возникли бы эти трупы, кровь и протянутые ко мне руки?
— Нет, нет,— спокойно возразил Януш,— не говорите так. Мы собирались отказаться от патетики. А то, что вы говорите,— чистейший пафос. Так никогда не бывает. Выйдете на сцену и будете думать о Моцарте или Шуберте и даже о верхнем «си» в конце,— хорошо ли оно получится. Человек, увы, только человек. Perdrices, perdrices, как говорила святая Тереза.
Януш заметил, что самогон подействовал и на женщину и что под влиянием алкоголя она впадает в неприятный, патетический тон. Он подумал: «Она, конечно, не поняла того, что я говорил об Ариадне, в ней тоже есть какая-то искусственность. Это не Эльжуня».
— Ведь и вы видывали такие вещи,— сказала Сабина. Януш почесал голову.
— Я был в Испании.
— Что? — удивилась Сабина.
— Нет, нет, не удивляйтесь. В качестве корреспондента.
— Ага, всегда как наблюдатель.
— Человечеству порой нужны наблюдатели. Не так ли? Сабина молчала.
— Впрочем, я живу в Польше, а война продолжается уже четыре года. Так что многое повидал.
Но Сабина вернулась к теме, которая ее интересовала.
— А зачем вы ездили в Испанию? Наверно, сидели себе спокойно в Мадриде как корреспондент. Выезжали на прогулки, а вам говорили, что это фронт. Были в боях?
— Один раз, но был.
— Расскажите, как там было.
— Да очень просто. Пришли ко мне с паролем. Я передал письмо и... остался. В качестве корреспондента. Потом меня переправили в Мадрид...
— Вон даже на что вы решились,— сказала Сабина с иронией.— Чисто интеллектуальный интерес. Испытание впечатлительности.
— Может, это и неплохо по нынешним тяжелым временам?
— Ну и как же все-таки было в Испании?
— Это было чудовищно.— Януш встал из-за стола и прошелся по комнате.— Понимаете, страшно. Казалось бы, после этого действительно жить невозможно. И все-таки живешь. Это была не война... Когда не было в кого стрелять, расстреливали своих. Мне казалось... что человек находит удовольствие в том, чтобы убивать. Каждый человек... Ну, а я все-таки живу, как видите. Такова моя жизнь, но как-то держусь. Подчиняюсь всем тем законам, которые направляют повседневное человеческое существование.
— Человеку порою приходится быть жестоким,— произнесла Сабина, помрачнев.
— Тут дело не в жестокости. Конечно, это тоже страшно — руины после бомбежки, поле битвы, как здесь, под Сохачевом... Какие-то груды... трупы молодых людей, нет, но суть не в этом. Дело в том, что под эти убийства немедленно подводятся какие-то идеи. До или после. Под свой чудовищный инстинкт убийцы подводят какие-то высокие цели. Возьмем, например (под влиянием алкоголя Януш перешел с Сабиной на «ты»), то, что нас окружает. Ведь все их идеи глупее чертовой задницы. Да еще с приставным хвостом. Я имею в виду не их жестокость, а цинизм, полнейшее разложение...
Сабина развела руками, как бы удивляясь.
— Ваш подход несколько странен. Видите человека не совсем так, как надо. И при этом немножечко поэтизируете. Вы случайно не сочиняете стихи?
Януш вдруг смутился и начал торопливо уплетать жирную -ветчину, заедая ее помидорами, словно желая показать, что он вовсе не поэт. Что он обыкновенный из смертных, который ест, как и все другие, и обожает жирную ветчину и красные помидоры.
— Когда-то пробовал,— сказал он.
— Да,— веско произнесла Сабина.— Если не ошибаюсь, я когда-то уже слышала нечто в этом роде. По-моему, эти вещи надо разграничивать — если вы пишете стихи, то зачем же было ездить в Испанию?
— Эх, опять вопросы! Разве я здесь на допросе?
— Боже избави! Но, право же, я не очень-то вас понимаю.
— Одним словом, вновь и вновь задается вопрос: Кто вы такой?» А ну-ка повторите, как сказала бы баба? Так, как вы спросили сначала.
Сабина засмеялась и повторила «по-деревенски»:
— А вы кто же будете?
— Не знаю и не скажу. Не хочу быть вашим осведомителем, особенно по части того, что касается моей собственной персоны,
Сабина задумалась, глядя прямо перед собой.
— Интересно, каким бы вы были, если бы не пережили революцию в России, не ездили в Испанию и теперь не сталкивались с немцами...
— А я не сталкиваюсь с немцами.
— Не в том дело, но я не могу представить себе человек А, настолько толстокожего. Даже после всех испытаний вы по-прежнему замыкаетесь в себе и всего сторонитесь.
— Ни в коей мере. Я просто знаю... знаю, что все минует, и к тому же очень скоро. Вернее, не все минует — ибо революции не миновала, но все изменяется очень быстро. Жизнь у человека очень короткая, даже коротенькая,— и я стараюсь продержаться это весьма короткое время в неизменном состоянии. Разве это грех?
— Перед лицом тех перемен, которые вас сотрясают, это, может, даже и грех.
— Ох и мудрая же вы баба, премудрейшая! Но боюсь, что 11 предпочитаете теорию практике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
— Я была артисткой,— призналась Сабина, которой тоже, вероятно, несмотря ни на что, хотелось рассказать о себе,— но из этого уже ничего не получится.
— Не получится?
— А вы думаете, после такой войны человек сможет снова-обрести равновесие и снова петь? Никогда...
— О, человек, говорят, скотина выносливая... Иной раз он возвращается к своим делам весьма издалека.
— Нет, нет, уверяю вас. Как вы видели, я тут на короткой ноге с партизанами. Я была не только у партизан, я многое пережила. Видали вы развороченные бомбами железнодорожные линии? Или овраги, наполненные трупами невинных безоружных людей? Вы полагаете, что если бы после войны я вышла на сцену и начала петь Моцарта или Шуберта...
— Певица? — спросил Януш полушепотом.
— ... то перед моими глазами сейчас же, немедленно, не возникли бы эти трупы, кровь и протянутые ко мне руки?
— Нет, нет,— спокойно возразил Януш,— не говорите так. Мы собирались отказаться от патетики. А то, что вы говорите,— чистейший пафос. Так никогда не бывает. Выйдете на сцену и будете думать о Моцарте или Шуберте и даже о верхнем «си» в конце,— хорошо ли оно получится. Человек, увы, только человек. Perdrices, perdrices, как говорила святая Тереза.
Януш заметил, что самогон подействовал и на женщину и что под влиянием алкоголя она впадает в неприятный, патетический тон. Он подумал: «Она, конечно, не поняла того, что я говорил об Ариадне, в ней тоже есть какая-то искусственность. Это не Эльжуня».
— Ведь и вы видывали такие вещи,— сказала Сабина. Януш почесал голову.
— Я был в Испании.
— Что? — удивилась Сабина.
— Нет, нет, не удивляйтесь. В качестве корреспондента.
— Ага, всегда как наблюдатель.
— Человечеству порой нужны наблюдатели. Не так ли? Сабина молчала.
— Впрочем, я живу в Польше, а война продолжается уже четыре года. Так что многое повидал.
Но Сабина вернулась к теме, которая ее интересовала.
— А зачем вы ездили в Испанию? Наверно, сидели себе спокойно в Мадриде как корреспондент. Выезжали на прогулки, а вам говорили, что это фронт. Были в боях?
— Один раз, но был.
— Расскажите, как там было.
— Да очень просто. Пришли ко мне с паролем. Я передал письмо и... остался. В качестве корреспондента. Потом меня переправили в Мадрид...
— Вон даже на что вы решились,— сказала Сабина с иронией.— Чисто интеллектуальный интерес. Испытание впечатлительности.
— Может, это и неплохо по нынешним тяжелым временам?
— Ну и как же все-таки было в Испании?
— Это было чудовищно.— Януш встал из-за стола и прошелся по комнате.— Понимаете, страшно. Казалось бы, после этого действительно жить невозможно. И все-таки живешь. Это была не война... Когда не было в кого стрелять, расстреливали своих. Мне казалось... что человек находит удовольствие в том, чтобы убивать. Каждый человек... Ну, а я все-таки живу, как видите. Такова моя жизнь, но как-то держусь. Подчиняюсь всем тем законам, которые направляют повседневное человеческое существование.
— Человеку порою приходится быть жестоким,— произнесла Сабина, помрачнев.
— Тут дело не в жестокости. Конечно, это тоже страшно — руины после бомбежки, поле битвы, как здесь, под Сохачевом... Какие-то груды... трупы молодых людей, нет, но суть не в этом. Дело в том, что под эти убийства немедленно подводятся какие-то идеи. До или после. Под свой чудовищный инстинкт убийцы подводят какие-то высокие цели. Возьмем, например (под влиянием алкоголя Януш перешел с Сабиной на «ты»), то, что нас окружает. Ведь все их идеи глупее чертовой задницы. Да еще с приставным хвостом. Я имею в виду не их жестокость, а цинизм, полнейшее разложение...
Сабина развела руками, как бы удивляясь.
— Ваш подход несколько странен. Видите человека не совсем так, как надо. И при этом немножечко поэтизируете. Вы случайно не сочиняете стихи?
Януш вдруг смутился и начал торопливо уплетать жирную -ветчину, заедая ее помидорами, словно желая показать, что он вовсе не поэт. Что он обыкновенный из смертных, который ест, как и все другие, и обожает жирную ветчину и красные помидоры.
— Когда-то пробовал,— сказал он.
— Да,— веско произнесла Сабина.— Если не ошибаюсь, я когда-то уже слышала нечто в этом роде. По-моему, эти вещи надо разграничивать — если вы пишете стихи, то зачем же было ездить в Испанию?
— Эх, опять вопросы! Разве я здесь на допросе?
— Боже избави! Но, право же, я не очень-то вас понимаю.
— Одним словом, вновь и вновь задается вопрос: Кто вы такой?» А ну-ка повторите, как сказала бы баба? Так, как вы спросили сначала.
Сабина засмеялась и повторила «по-деревенски»:
— А вы кто же будете?
— Не знаю и не скажу. Не хочу быть вашим осведомителем, особенно по части того, что касается моей собственной персоны,
Сабина задумалась, глядя прямо перед собой.
— Интересно, каким бы вы были, если бы не пережили революцию в России, не ездили в Испанию и теперь не сталкивались с немцами...
— А я не сталкиваюсь с немцами.
— Не в том дело, но я не могу представить себе человек А, настолько толстокожего. Даже после всех испытаний вы по-прежнему замыкаетесь в себе и всего сторонитесь.
— Ни в коей мере. Я просто знаю... знаю, что все минует, и к тому же очень скоро. Вернее, не все минует — ибо революции не миновала, но все изменяется очень быстро. Жизнь у человека очень короткая, даже коротенькая,— и я стараюсь продержаться это весьма короткое время в неизменном состоянии. Разве это грех?
— Перед лицом тех перемен, которые вас сотрясают, это, может, даже и грех.
— Ох и мудрая же вы баба, премудрейшая! Но боюсь, что 11 предпочитаете теорию практике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203