Януш поднял на нее глаза.
— Да, это фантазия, но она не дает мне спать по ночам. Я мог ее остановить и не остановил. И это дало мне ощущение радости. Я любил свою жену и ее любил тоже. И обе не выжили, обе, принадлежавшие мне безраздельно...
— Принимайте на ночь валерьянку. Так вы далеко не уедете,— сказала Сабина.
Она встала и принялась убирать со стола. Януш сидел в глубоком раздумье, уронив голову на грудь.
— Мне кажется,— сказал он немного погодя, когда Сабина вернулась из кухни в комнату,— что ничего не получится ни из этой лиры, ни из маргариток.
— Невелика потеря — невелики и слезы,— произнесла Сабина тоном назидания.
Януш вспыхнул.
— Как вы со мной разговариваете! Я готов обидеться и сбежать. Уже поздно.
— Действительно. Поздно,— сказала Сабина.— Вам уже пора уходить. Но я, собственно, еще не дошла до самой сути.
— Болтаем, болтаем, словно и нет войны,— сказал Януш.— Но разве можно в таком разговоре дойти до сути?
— Ах, я вовсе не имею в виду философскую суть,— возразила Сабина.— Действительно, это пустопорожняя болтовня. Ни у кого из нас после такого разговора ума-разума не прибавится.
— Ну, не знаю,— проговорил Януш,— я почерпнул очень много.
— Неужели? Надеюсь, не из моих высказываний.
— Нет, не из ваших. Из своих собственных. Некоторые мысли, которые я сейчас высказал, дали мне самому обильную пищу для раздумий. И потом этот самогон... Хлебный?
— Нет, из сахара. Понравился?
— Понравиться не понравился — разве самогон может нравиться,— но он оживил мои мысли. Дал мне, как я сказал, толчок для раздумий. Я полагаю, это он высвободил во мне очень многое. Однако до какой же сути вы хотели договориться?
Сабина присела к столу, словно опять собиралась начать серьезный разговор.
— Я хотела бы с вами посоветоваться,— сказала она.
— По какому делу?
— По очень важному. Разумеется, важному для меня. Общее положение дел от этого, конечно, не изменится, но мне все ж хотелось бы знать ваше мнение.
— Ну ладно, пани Сабина. Только к чему такое длинное вступление?
— Весь наш разговор был вступлением. Я хотела убедиться...
— Кто я? Так?
— Вот именно. И можно ли вам доверять.
— Ну и каков же результат?
— Думаю, что положительный. Так слушайте, пан Януш.— Она впервые назвала его «пан Януш». Это прозвучало несколько торжественно.— Я тут кое-кого прячу.
Януш откинулся назад.
— Зачем вы мне это говорите? Вероятно, он здесь надежно спрятан?
— Да, но он не хочет прятаться.
— Как? Разве ему не грозит опасность на каждом шагу?
— Это не еврей. Это русский офицер. Януш свистнул.
— И вы его прячете?
— Прячу. Сидит в надежном укрытии. Никто, буквально никто о нем не знает, и он сидел бы так до конца войны в своем тайнике. Но он не может выдержать.
— Ему скучно?
— Ну, разумеется, он еще очень молод. Ему удалось бежать из лагеря советских военнопленных под Сохачевом.
— Каким образом?
— Это уж его тайна. Я не стала расспрашивать. Видимо, прямо из эшелона.
— Надо быть счастливчиком.
— Иногда это удается... иногда нет...— Сабина с грустью посмотрела на Януша.
С минуту помолчали. Сабина встала.
— Я попросту покажу его вам.
— Он здесь?
— Не дальше чем в сенях.
Сабина поднялась, открыла дверь в сени и тихо позвала.
— Коля, войди.
Появился невысокий, еще очень молодой человек, худощавый и некрасивый. На нем была рваная гимнастерка, из-под которой виднелась пестрая польская рубаха со слишком широким воротом. Вид у него был болезненный.
Он молча подал руку Янушу. Его заострившиеся черты озарила улыбка, такая открытая, простая и сердечная, что в комнате словно сделалось светлее.
— Боже милостивый,— обратился Януш к Сабине,— эдакий шпингалет, и как он удрал?
— Я сказала, что не знаю. Офицер обратился к Сабине:
— Что он говорит? Что он говорит?
Сабина перевела, хоть и немного споткнулась на слове «шпингалет». Коля засмеялся.
— А вы не пьете? — спросил Януш, показав на бутылку, стоявшую на столе.
— Как же, конечно, пью,— ответил офицер.
Янушу трудно было поверить, что перед ним офицер. Сабина налила в стакан немного самогону.
— Ему нельзя пить,— сказала она Янушу.
— Многих вещей нельзя делать. Юноша сел на свободный стул.
— Очень рад, что встретился с вами,— произнес он, разумеется, по-русски,— тем более что вы, кажется, владеете нашим языком.
— Я кончил гимназию в Житомире,— пояснил Януш.
— Я даже не знаю, где это,— сказал Коля.— Я сибиряк.
— И куда только война не забросит,— заметила Сабина. Она снова заговорила «по-деревенски». Неужели она таилась и от Коли?
Молодой офицер уселся против Януша, на том самом месте, где прежде сидела Сабина. Он начал оживленно и сбивчиво рассказывать о своих родных сибирских краях. Коля был заметно взволнован встречей с незнакомым человеком. Судя по тому, как он держался, ему не часто приходилось видеть людей.
Януш не очень-то прислушивался к его довольно пространному рассказу. Зато весьма внимательно разглядывал говорившего. Был он худощав, но крепкого сложения, лицо вытянутое, с неправильными чертами, а глаза огромные и густой голубизны. Теперь они блестели от необычайного возбуждения, и блеск их делался все ярче по мере того, как Коля продолжал свой рассказ и опустошал стакан.
Не было в нем ничего необычного и вместе с тем что-то экзотическое, свежее. Взгляд его был чист и тверд. Он ничем не напоминал загнанного зверя. Никто бы не мог даже предположить, что он — «беглый».
«Вот оно то новое, что грядет,— подумал Януш,— вот он, победитель».
— Вы были под Сталинградом? — спросил он, прерывая рассказ офицера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203