Утром так, днем эдак. Ведь даже приказов вовремя не доставили.
Чиж снова что-то пробормотал.
— Почему?— проговорил он немного погодя.— У них было сегодня целое утро.
— Да помилуй же, что ты,— Спыхала всплеснул руками,— всего несколько часов! Ведь это же должна быть мобилизация. А разве мы можем думать о каком-то наступлении? И с обороной ничего не получится, все выкипит. И баста.
— Те тоже молоды. — Чиж неопределенно кивнул на улицу.
— И оттого, что молоды, они должны гибнуть? Их перережут, как баранов.
— В лучшем случае перестреляют.— Тон Чижа становился все более натянутым.
— Ты ведь слышал, что говорили и сегодня и вчера. Если не хватит оружия, раздать топоры, кирки и ломы. Слышишь,
Стась? — с отчаянием в голосе повторил Спыхала,— топоры, кирки, ломы. После шести лет подготовки — вдруг импровизация.
Чиж не притронулся к кофе. Глаза его все больше сужались.
— Так надо. Советы подходят к Праге. Мы обязаны захватить Варшаву прежде, чем они войдут в нее. Мы должны быть хозяевами.
Спыхала засмеялся.
— Всегда хозяевами...— проговорил он.
Скованная фигурка лысого офицера выпрямилась. Лицо его стало каменным.
— Майор Котляж,— проговорил он драматическим шепотом,— вы сеете панику. С этим надо поосторожней, а не то...
Спыхала пришел в себя.
«Я круглый идиот,— подумал он,— и, как всегда, удивительная беспечность. Я ведь не знаю, кто он. Я не видел его больше двадцати лет. А многого ли стоят глупые ребяческие забавы?.. Тогда это была игра, а теперь борьба не на жизнь, а на смерть. Люди становятся все хуже на этом свете».
Он открыто, в упор взглянул в глаза Чижа.
Заговорил о другом.
— Знаешь,— пристально смотря на Чижа, сказал он,— мы столько лет не виделись. А мне казалось, что ничего не переменилось и что оба мы такие же, как двадцать лет назад. А это обычная иллюзия. Мы не стоим на месте. Знаешь,— мягко добавил он, наклоняясь над столом к Станиславу,— никогда не стоит возвращаться к прошлому. Это очень тяжело мстит за себя. Поверь, это приносит самые горькие разочарования.
Тот ничего не понял. Замигал, его маленькие голубые глазки превратились в щелочки.
— Майор Котляж,— повторил он,— не заговаривайте мне зубы. Я знаю, о чем вы думаете.
Спыхала подумал, что маленькие глазки и белые ресницы Чижа сделали его совсем похожим на свинью. И в то же время он понял, что до сих пор ни с кем не был так откровенен.
«Мечу бисер перед свиньей»,— подумал Казимеж.
Он взял себя в руки.
— Знаешь, Стась,— неторопливо проговорил он,— советую со мной не связываться. И не такие шею ломали.
Чиж остолбенел.
— Майор Котляж,— проговорил он,— я доложу командиру. Спыхала встал, взял со стола перчатки и сказал;
— Адье, приятель.
И вышел из кофейни, хлопнув дверью.
II
Утро было бодрящее и солнечное. Над городом повисло лазурное небо — обманчивый предвестник устойчивой погоды. Анджей с самого утра уходил куда-то и только на минутку заглянул в комнату матери. Панна Текла в маленькой столовой (большая была сдана кому-то) готовила первый завтрак. Даже здесь, в заставленном мебелью, спрятавшемся в тени особняке все дышало зноем.
Панну Теклу удивило, что старый Спыхала прошмыгнул по парадной лестнице — здесь его до сих пор никогда не видели — и направился к дверям.
— Куда это вы? — спросила панна Текла. Старик махнул рукой.
— Пойду на Прагу,— сказал он,— погляжу на эти советские танки...
— На Прагу? Вы что, с ума сошли? — воскликнула Текла.— Там немцев полно. Вчера видела, весь день ехали...
Но старик не слушал. Хлопнула дверь парадного входа.
— «Генеральный штаб» разваливается,— услышала панна Текла у себя за спиной насмешливый голос Геленки.
Вернулся Анджей.
— Панна Теча,— сказал он, как всегда, резко,— живо кофе, я очень спешу.
Панна Текла в последнее время сдала. Как и прежде, движения ее полны были достоинства, но почему-то все теперь валилось у нее из рук. Вот и сейчас, вздрогнув от окрика Анджея, она выронила ложечку, которая, ударившись о блюдце, оставила на нем полукруглую щербинку.
— Беда с этими мальчишками.
Анджея никак нельзя было назвать мальчишкой. Это был высокий, красивый, мускулистый и загорелый мужчина. Широкоплечий. Элегантная, длинная холщовая куртка сидела на нем, как на манекене.
— Скажите маме, что я буду в кофейне,— бросил он, выбегая в прихожую.
Анджей хлопнул дверью, сбежал по лестнице — всего несколько ступенек — и исчез в подворотне. Глядя в пролет подворотни, панна Текла всякий раз видела там автомобиль, увозящий в неизвестность Марысю и Алека. От Алека была одна-единственная весточка, доставленная кем-то, чье имя даже в мыслях запрещалось произносить. В библиотеке панны Теклы хранилась старая книжка с рецептами разных печений, заполненная выцветшими аписями ее подольских прабабок. Был там и «рецепт праздничной бабы от кого-то». Панна Текла привыкла к такого рода анонимности.
Вошла Оля в светлом платье. Она была очень спокойна, хотя спокойствие это и выглядело напускным. Улыбнулась панне Текле.
Бесядовская ненавидела эту улыбку. Ей казалось, что она с головой выдает в пани Голомбек выскочку. С грустью вынуждена она была признать, что пани Голомбек с годами словно хорошеет. В облике ее появлялось все больше благородства, словно жизнь в доме, который видывал не одно поколение светских дам, действовала на нее, превращала ее в пожилую женщину, манерами и гордой походкой напоминавшую княгиню Анну Билинскую. Панну Теклу непомерно это огорчало. В довершение всего с некоторых пор Оля по утрам вздумала пить травы. Чай был прескверный, да и не достать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203