Но и это случалось все реже, так как они уже досыта наговорились. В конце концов хорошее настроение покинуло даже Янека, и если раньше он любил весело поболтать, часто насвистывал, то теперь сидел угрюмый, неподвижно глядя в пространство.
Вит Новак издевался:
— Что ты там видишь, Янек?
И когда Вевюрский не откликался, отвечал за него:
— Видишь то вечное блаженство, которое настанет, когда ликвидируют всякую собственность! А? Всякую собственность под корень, никто ничего не имеет — и счастье царит на всем белом свете!
— Не язви, Вит,— одергивал его Алексий, становясь в такую позу, точно собирался защищать Вевюрского.
— Ну, ну,— вызывающе говорил Новак,— не защищай вождя. Вождь — он сам себя защитит.
Он прозвал Вевюрского «вождем».
Но в тот вечер, когда увели уголовников, встревожился и Вит, все сидел на своих нарах и прислушивался.
Человек, долго просидевший в тюрьме, со временем начинает по самым мельчайшим признакам догадываться, что происходит вокруг. По одному тому, как вставляют ключ в замок, как отодвигают засов, способен он понять, что сегодня что-то не так, как всегда. С легкостью угадывает он, когда совершается казнь, когда привозят новых узников и каких именно — только что приговоренных или из другой тюрьмы. На этот раз не казнь и не транспорт. К тюрьме съехалось множество автомобилей, но ворот не открывали, во двор машины не въезжали, так и остались снаружи. Потом часть машин уехала. Уже с вечера во всех коридорах тюрьмы чувствовалось какое-то движение, где-то открывали и закрывали двери, но все это делалось тихо-тихо, как во сне.
— Похоже, что удирают,— сказал вдруг громко Вевюрский.
— Тише, товарищи, давайте спать,— окликнул их дежурный по камере, ведь была уже ночь.
— В эту ночь спать не придется,— прошептал Лилек.
— Ты слышишь, Лилек?— шепнул ему Вевюрский.— Они удирают.
— Что это значит? — спросил Алексий.
— А шут их знает!
— Тише, тише! — зашикали товарищи.
Вевюрский прилег на постель, но спать не стал. Неожиданно уже почти под утро они услышали, как автомашины отъезжают от тюрьмы.
Сначала зарычал один мотор, потом другой, затем еще и еще, и наконец все машины двинулись.
— Товарищи, они смываются,— вскочил Вевюрский.-— Удирают! Смылись!
Все повскакали с нар.
— Ну и болван же! — закричал Вит Новак.— Мозга за мозгу у тебя заскочила. Спать не даешь...
— Какое там спать! Сейчас не до сна! Лилек с разбегу грохнул в дверь.
В других камерах тоже послышались шум, крики, удары. Стало ясно, что надзирателей в коридоре нет. Гам поднялся такой, что даже Вит Новак перестал ворчать и закричал вместе со всеми:
— Открывайте, открывайте!
Алексий попытался дотянуться до окна. Один из заключенных подсадил его, но открыть окно Алексий так и не смог. Увидел только светло-синее, ясное осеннее небо над тюрьмой. Светало.
Вдруг в коридоре послышались быстрые шаги, где-то внизу — крики, а потом скрежет и лязг; кто-то одну за другой отпирал камеры. Все столпились у двери, а когда она распахнулась — высыпали в коридор, чуть не опрокинув отворившего. Только Вевюрский задержался возле него. Это был пожилой человек с седеющей бородой.
— Что случилось? — спросил Янек.
— Все сбежали. Оставили нас одних.
— Как так сбежали?
— А вот так. Драпанули.
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь. Немцы подходят.
— Немцы?!
Янек даже привалился к коридорной стене, недоуменно глядя на пожилого человека.
— Как же так? Немцы подходят, а мы не защищаемся?..
— Защищаемся... Только, похоже, разбили нас...— И он по-русски добавил: — В пух и прах.
А Лилек уже мчался по коридору назад, крича во все горло:
— Вевюрский!.. Где Вевюрский?.. Вевюрский!..
— Тут я! Чего орешь?
В этот момент погасло электричество, Воцарилась темнота. Лилек нащупал во тьме Вевюрского и ухватил его за плечи, как будто боясь потерять.
— Товарищи,— сказал он,— ключи от камер лежали внизу, у входа на столе, и там же было написано; «Те, что остались, все коммунисты».
— На смерть нас обрекли...
Но Янек не слушал, твердя только одно!
— Разбили, разбили, разбили...
В здании тюрьмы было темно, зловонно и ужасно душно. За воротами же их встретил предрассветный холод и свежий, удивительно бодрящий ветерок. У Янека так закружилась голова, что он даже зашатался. Лилек подхватил его.
— Что с вами, товарищ Ян? — с тревогой спросил он. Неподалеку от тюрьмы находилось Познанское шоссе. На нем
кипело движение. Люди, машины и лошади — все неслись к этому шоссе. Мчась во всю мочь, Янек, Лилек и Алексий — теперь их осталось только трое — наткнулись на какого-то гражданскою, бежавшего в ту же сторону.
— Гражданин, что происходит? — спросил его Алексий.
— А вы откуда? — недоверчиво спросил тот.
— Мы политические...
— А может, шпионы?
— Хватит шутки шутить! — нетерпеливо вмешался Янек.— Скажите нам, что происходит. Мы не знаем, мы из тюрьмы.
— Гонят нас, как собак.
— А на шоссе что?
— Люди бегут.
— Куда?
— Куда глаза глядят, хоть в ту же Познань...
— А где немцы? — спросил Алексий.
— Везде, сударь, везде.
Человек этот, в светлом пиджаке и без шапки, был, видимо, насмерть перепуган.
— Как это везде?
— А так. Уже под Варшавой. Варшава отбивается.
— Быстрей, Лилек! — заорал Вевюрский с неожиданной силой.— Бежим!
И помчался вперед, как будто Варшава была в двух шагах.
И вот они очутились у шоссе.
По нему ехали повозки и велосипеды. Время от времени сквозь эту кашу, громко рыча, продирался автомобиль. Все это озарял свет заходящей луны. Было как раз полнолуние.
Алексий взглянул на запад, где небо было еще совсем темное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203