— Этого еще не хватало.
— Какой ты злой,— сказала ему мать. Ройская прижала к себе Геленку.
— Мне даже показалось издалека, с того картофельного поля, что автомобиль поехал,— сказала Оля,— но я подумала: это невозможно... Франек был куда ближе к машине, чем мы. Он лег в канаву, а нам велел спрятаться в картошке... Бомбили шоссе долго...
Геленка вздрогнула в объятиях тети Эвелины.
— Ну, мы и подумали, что он поехал сюда. Мы же ехали в Пустые Лонки, понимаешь ты? — Оля протянула руку к Анджею, но тот ее не взял.
— Может быть, он остался в Седльцах,— сказала Ройская.
— Весь этот поток шел на Седльцы,— сказала Оля,— а дорога на Пустые Лонки была свободна. Мы наняли у кузнеца телегу, ну, там, у распятия. Вот и приехали...
— Надо было ждать отца на том же месте,— гневно закричал Анджей,— хоть до ночи.
— Но ведь автомобиль уехал,— сказала Геленка, оторвавшись от груди Ройской и глядя на Анджея заплаканными глазами.— Я же сама видела.
— Ты видела?
— Видела. Папа сел и поехал.
— Один?
— Нет, там были еще какие-то люди. Я кричала, но было далеко.
— Странная история.— Ройская даже запнулась на слове «странная».— Но войдите же в дом. Вещей у вас никаких нет?
— Нет,— прошептала Оля.
— Хорошенькая история,— пришла наконец в себя Ройская.— Ну, ничего не поделаешь. Идемте. Умойтесь. Сейчас будет обед.
Озадаченная исчезновением Голомбека, Ройская даже не подумала о том, какая сцена произойдет сейчас. Оля, опираясь на плечо Анджея, вошла в переднюю и тут же, у вешалки, остановилась, снимая полотняную шляпку с вуалью. Анджей помог матери снять пальто. Потом Оля вновь повернулась к вошедшей Ройской, к которой прижималась заплаканная Геленка. Ройская начала уже было:
— А Геленка выросла. Этакая громадная девица...
И вдруг заметила, что Оля застыла, приоткрыв рот. В углу передней стоял худой, высокий Спыхала. В сумрачном помещении он казался гораздо моложе, просто молодым. Он низко поклонился Оле. Оля застыла. И только через минуту протянула Казимежу руку. Тот поцеловал кончики ее пальцев, но не сказал ни слова. Анджей, стоявший за матерью, с удивлением взирал на эту сцену. Внешне такая банальная, она показалась ему какой-то необычной, словно происходило это где-то за пределами реального. Но теперь ведь все было за пределами реального.
Когда через полчаса гости и домочадцы сошлись к обеду, все уже полностью овладели собой и разговор шел, как и положено, чисто светский. Только Анджей не принимал в нем участие, а все поглядывал на окно, и если по дороге за парком проезжала какая-нибудь машина, вставал и подходил к окну. В течение обеда это случилось дважды. Обед прошел как обычно. Оля расспрашивала о Валерии. Последнее время тот с Климой и маленькой Зюней был в Седльцах, но с самого начала войны мать не имела о нем никаких известий.
После обеда перешли в гостиную нить кофе. Ройская придавала особенное значение тому, чтобы домашний распорядок не изменился ни на йоту. Так поняла она слова Казимежа, произнесенные над гробницей: «Именно сейчас этого нельзя допускать».
Включили радио, но Варшава молчала. Анджей принялся шарить по всей шкале. Напряжение было слабое, мало что удавалось поймать — один треск.
Но вот послышался резкий женский голос, говорящий по-белорусски. Диктор, очевидно из Минска, передавала для других станций или для редакций газет последние известия. Известия предназначались для печати, так как диктор оговаривала написание трудных иностранных названий, передавая их по буквам и называя знаки препинания. Особенно Анджея поразило слово «запятая» — «коська»,— которое диктор произносила с каким-то наслаждением: «коська». Голос ее звучал задорно и весело.
«Правительство Польской республики,— сообщала эта неведомая женщина,— сегодня покинуло территорию своей страны (куоська) направившись через Залещики (Зоя — Александр — Людмила...) в Румынию...»
«...главнокомандующий польскими военными силами маршал Рыдз-Смиглы (бесконечный перечень имен) также оставил свою армию и выехал следом за президентом Мосьцицким и правительством в королевство Румынию...»
Дикторша щебетала безостановочно. Особенно приятным голоском она произнесла:
«Таким образом (куоська) можно сказать (куоська) что Польское государство перестало существовать...»
Анджей не очень хорошо понимал текст, так как не знал белорусского. По, увидев, что мать побледнела, он схватил ее за руку.
— Мама, что она сказала, мам? Что она сказала? Оля перевела.
— Она сказала, что Польское государство перестало существовать.
— Неправда! — Анджей вырвал руку у матери и кинулся к Спыхале.— Это неправда!
— Она так сказала.
— Но это же неправда! — закричал Анджей уже сквозь слезы, подошел к Спыхале и вскинул над головою сжатые кулаки.— Это вы...— крикнул он высоким голосом.— Это вы!
Потом выскочил в переднюю, и через открытые двери было видно, как он уткнулся лицом в висящие на вешалке пальто и снова расплакался.
Оля и Спыхала остались сидеть в глубоких креслах друг против друга. Никого больше в гостиной не было.
— Он всегда такой впечатлительный? — спросил вполголоса Спыхала.
— Нет. Наоборот. Он очень сдержанный. Но после всех этих переживаний... Он очень привязан к отцу.
— Да-а-а? — с каким-то удивлением спросил Спыхала.
— Необыкновенно. Для него это страшный удар.
— А в самом деле, что бы это могло случиться с паном Франтишеком?
— Самое страшное,— пояснила Оля,— что Анджей, вместо того чтобы задуматься над поступком отца, как будто обвиняет меня в том, что я бросила мужа...
— Обиделся на вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203