ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— А вы что же это, бежите, стало быть, от нас?
Спыхала растерялся.
— Немцы сверху садят...-— довольно равнодушно продолжал мужик.— А как там, в Седльцах? Все сгорело?
— Нет, нет,— неожиданно для самого себя сказал Спыхала,— я только хотел немного попахать.
— Хо-хо! — засмеялся старикан.— Уж будто и умеете?
— Пахал в молодости. Дед мой пахал, отец пахал. Неужто и я не смогу?
И, повернувшись к шоферу, который глазел на них, стоя на фоне шоссе и зеленых кустов, отрывисто бросил:
— Возврашайтесь к себе. Скажите пани Ройской, что я остался тут.
Шофер недоуменно смотрел на него. Казимеж снова перепрыгнул канаву и уже смягчившимся тоном пояснил:
— Поезжайте и скажите... Я же серьезно. Я остаюсь тут. А вам дам записку.
Он вырвал из блокнота листок и написал несколько слов. Шофер медленно и неохотно удалился. Спыхала вернулся к мужику.
— Дайте, а? Хоть попробовать.
Мужик молча, недоверчиво уступил ему место за плугом, Спыхала положил обе руки и крикнул на коней.
Вначале у него ничего не получалось. И вдруг он вспомнил, как надо держать плуг, медленно подрезал пласт глинистой и проросшей земли, и та стала отворачиваться плотным толстым слоем.
— А ну, проклятые!— закричал он на лошадей, которые, почувствовав чужую руку, шли с неохотой, словно с каким-то сопротивлением.
Борозда ровно тянулась в гору. Вскоре Казимеж был уже на вершине холма и оттуда оглянулся назад. Лошади стали, тяжело дыша. Спыхала вытер со лба пот и огляделся.
Внизу вилось шоссе, уходя дугой за зеленую стену кукурузы, а потом вновь выныривало, белое, узкое, гибкое. Над ним в голубом небе виднелось одно большое облако.
По шоссе удалялся маленький синий автомобиль Ройской, а в противоположном направлении мчали две легковые машины и грузовик. Казимеж равнодушно смотрел на них. За распаханным полем тянулся клин, засеянный рожью, которая уже пробивалась маленькими, редкими, с виду красноватыми ростками, освещенными лучами солнца. На каждом росточке еще дрожала капелька росы.
Мужик так и не двинулся с места — остался стоять там, где его оставил Спыхала, и улыбался ему издалека. Видно было только, как блестят на солнце его зубы.
За этот краткий миг Спыхала успел подумать о прошлой своей жизни.
— Ради этого я лез вверх,— сказал он, но все же улыбнулся про себя. И даже не подумал о Марии, боясь этого, еще не уверенный, что не дрогнет, вспомнив о ней.
Он нагнулся, закатал свои длинные брюки, уже запачканные землей, которая бурыми комьями прилипла к черной ткани, и, погоняя коней, с усилием потянувших дальше, повел борозду вниз.
Вскоре земля закрыла перед ним шоссе, мужика, кукурузу и даже облако в небе. Первые сегодняшние бомбы
глухо рвались где-то вдали.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
КАВАЛЬКАДА
В страдании каждый человек — будь он фаустовского образа мыслей, или марксистскою, или фрейдистского — достигает величия, если он ищет — каждый по своему — путей к воссозданию счастья.
Жан-Жак Мэйю
Лето незаметно переходило в осень. Густая зелень кленов смыкалась тесней, защищаясь от натиска ветров, но уже проглядывали в ней желтые листья, а кое-где даже целые ветки отсвечивали янтарным цветом. Непонятно откуда взялись на тропинках и аллеях парка в Пустых Лонках опавшие листья лип, прозрачные и бледно-желтые, как крылья бабочек. Днем деревья еще выглядели празднично и торжественно, но с наступлением ранних сумерек в их вершинах шумел ветерок, и ясно было, что это тревога и осень.
Днем парк стоял покинутый, редко можно было кого-нибудь увидеть среди клумб или под сенью раскидистых ветвей, но лишь только смеркалось, в аллеях возникали человеческие тени. Шли парами, группами, шли поодиночке. Это были беженцы из Варшавы и с западных земель, приютившиеся в помещичьем доме, во флигелях, в избах за воротами усадьбы. Днем они были заняты какими-то своими делами: поисками дров, приготовлением нехитрой пищи, вылазками в деревню либо даже в городок. Но вечером все спешили в парк — встретиться, поговорить. Одни лишь сетовали, другие рассуждали о причинах неожиданного поражения, искали виноватых и нерадивых, третьи приносили свежие сплетни, которые тут же обрастали всякого рода преувеличениями, четвертые рассказывали, кто и где погиб «на дорогах», и сообщали фантастические подробности смерти разных знаменитостей, которые, как выяснилось после, были целы и невредимы. Особенно невероятным казался слух о бегстве правительства и генерального штаба в Румынию. Этому уж никто не хотел верить.
Так оживал парк по вечерам, наполняясь шумом, подобным ночному журчанию горных потоков; шаги и голоса лишенных крова людей сливались воедино с тревожным шумом деревьев, готовящихся встретить осенние ветры.
Помещичий дом в Пустых Донках имел по бокам две небольшие башенки, увенчанные куполами. Крытые дранкой, купола эти поросли мхом. В правой башенке находилась комната, где умерла тетя Михася, в левой, наверху, под самым куполом, была комната Анджея, теперь битком набитая варшавскими гостями, а внизу, в первом этаже, помещалась часовня с отдельным входом из парка. В прежние времена ее отворяли только в особо торжественных случаях — для крестин или венчания. Теперь же, с тех пор как разразилась война, часовня была открыта весь день. Сюда приходили и беженцы, ели, а после полудня служились молебствия под предводительством энергичных и набожных старушек. По вечерам — а в шесть часов уже вечерело — часовенка наполнялась людьми, их фигуры, невзрачные, жалкие, словно бы теряли очертания в пламени свечей.
Здесь же возникла и сразу стала очень популярной военная молитва, где обращения к богу соответствовали нынешним трагическим обстоятельствам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
Спыхала растерялся.
— Немцы сверху садят...-— довольно равнодушно продолжал мужик.— А как там, в Седльцах? Все сгорело?
— Нет, нет,— неожиданно для самого себя сказал Спыхала,— я только хотел немного попахать.
— Хо-хо! — засмеялся старикан.— Уж будто и умеете?
— Пахал в молодости. Дед мой пахал, отец пахал. Неужто и я не смогу?
И, повернувшись к шоферу, который глазел на них, стоя на фоне шоссе и зеленых кустов, отрывисто бросил:
— Возврашайтесь к себе. Скажите пани Ройской, что я остался тут.
Шофер недоуменно смотрел на него. Казимеж снова перепрыгнул канаву и уже смягчившимся тоном пояснил:
— Поезжайте и скажите... Я же серьезно. Я остаюсь тут. А вам дам записку.
Он вырвал из блокнота листок и написал несколько слов. Шофер медленно и неохотно удалился. Спыхала вернулся к мужику.
— Дайте, а? Хоть попробовать.
Мужик молча, недоверчиво уступил ему место за плугом, Спыхала положил обе руки и крикнул на коней.
Вначале у него ничего не получалось. И вдруг он вспомнил, как надо держать плуг, медленно подрезал пласт глинистой и проросшей земли, и та стала отворачиваться плотным толстым слоем.
— А ну, проклятые!— закричал он на лошадей, которые, почувствовав чужую руку, шли с неохотой, словно с каким-то сопротивлением.
Борозда ровно тянулась в гору. Вскоре Казимеж был уже на вершине холма и оттуда оглянулся назад. Лошади стали, тяжело дыша. Спыхала вытер со лба пот и огляделся.
Внизу вилось шоссе, уходя дугой за зеленую стену кукурузы, а потом вновь выныривало, белое, узкое, гибкое. Над ним в голубом небе виднелось одно большое облако.
По шоссе удалялся маленький синий автомобиль Ройской, а в противоположном направлении мчали две легковые машины и грузовик. Казимеж равнодушно смотрел на них. За распаханным полем тянулся клин, засеянный рожью, которая уже пробивалась маленькими, редкими, с виду красноватыми ростками, освещенными лучами солнца. На каждом росточке еще дрожала капелька росы.
Мужик так и не двинулся с места — остался стоять там, где его оставил Спыхала, и улыбался ему издалека. Видно было только, как блестят на солнце его зубы.
За этот краткий миг Спыхала успел подумать о прошлой своей жизни.
— Ради этого я лез вверх,— сказал он, но все же улыбнулся про себя. И даже не подумал о Марии, боясь этого, еще не уверенный, что не дрогнет, вспомнив о ней.
Он нагнулся, закатал свои длинные брюки, уже запачканные землей, которая бурыми комьями прилипла к черной ткани, и, погоняя коней, с усилием потянувших дальше, повел борозду вниз.
Вскоре земля закрыла перед ним шоссе, мужика, кукурузу и даже облако в небе. Первые сегодняшние бомбы
глухо рвались где-то вдали.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
КАВАЛЬКАДА
В страдании каждый человек — будь он фаустовского образа мыслей, или марксистскою, или фрейдистского — достигает величия, если он ищет — каждый по своему — путей к воссозданию счастья.
Жан-Жак Мэйю
Лето незаметно переходило в осень. Густая зелень кленов смыкалась тесней, защищаясь от натиска ветров, но уже проглядывали в ней желтые листья, а кое-где даже целые ветки отсвечивали янтарным цветом. Непонятно откуда взялись на тропинках и аллеях парка в Пустых Лонках опавшие листья лип, прозрачные и бледно-желтые, как крылья бабочек. Днем деревья еще выглядели празднично и торжественно, но с наступлением ранних сумерек в их вершинах шумел ветерок, и ясно было, что это тревога и осень.
Днем парк стоял покинутый, редко можно было кого-нибудь увидеть среди клумб или под сенью раскидистых ветвей, но лишь только смеркалось, в аллеях возникали человеческие тени. Шли парами, группами, шли поодиночке. Это были беженцы из Варшавы и с западных земель, приютившиеся в помещичьем доме, во флигелях, в избах за воротами усадьбы. Днем они были заняты какими-то своими делами: поисками дров, приготовлением нехитрой пищи, вылазками в деревню либо даже в городок. Но вечером все спешили в парк — встретиться, поговорить. Одни лишь сетовали, другие рассуждали о причинах неожиданного поражения, искали виноватых и нерадивых, третьи приносили свежие сплетни, которые тут же обрастали всякого рода преувеличениями, четвертые рассказывали, кто и где погиб «на дорогах», и сообщали фантастические подробности смерти разных знаменитостей, которые, как выяснилось после, были целы и невредимы. Особенно невероятным казался слух о бегстве правительства и генерального штаба в Румынию. Этому уж никто не хотел верить.
Так оживал парк по вечерам, наполняясь шумом, подобным ночному журчанию горных потоков; шаги и голоса лишенных крова людей сливались воедино с тревожным шумом деревьев, готовящихся встретить осенние ветры.
Помещичий дом в Пустых Донках имел по бокам две небольшие башенки, увенчанные куполами. Крытые дранкой, купола эти поросли мхом. В правой башенке находилась комната, где умерла тетя Михася, в левой, наверху, под самым куполом, была комната Анджея, теперь битком набитая варшавскими гостями, а внизу, в первом этаже, помещалась часовня с отдельным входом из парка. В прежние времена ее отворяли только в особо торжественных случаях — для крестин или венчания. Теперь же, с тех пор как разразилась война, часовня была открыта весь день. Сюда приходили и беженцы, ели, а после полудня служились молебствия под предводительством энергичных и набожных старушек. По вечерам — а в шесть часов уже вечерело — часовенка наполнялась людьми, их фигуры, невзрачные, жалкие, словно бы теряли очертания в пламени свечей.
Здесь же возникла и сразу стала очень популярной военная молитва, где обращения к богу соответствовали нынешним трагическим обстоятельствам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203