— Этот крестьянин был прав, пан Казимеж.
Но Спыхала все молчал, не зная точно, чего можно ожидать от Анджея. Временами он побаивался этого парня, который знал о нем больше, чем надо. И мог скомпрометировать ею в глазах Ройской, а то и еще в чьих-нибудь глазах.
— Мне тоже кажется,— продолжала пани Эвелина,— что ничего нельзя сделать, оставаясь в стороне. Надо быть «в середке», если хочешь чего-то добиться.
— Наше положение настолько сложное,— серьезно сказал Спыхала,— что сейчас даже трудно сказать, что именно надо делать и где надо быть. Пе исключено, что даже разговор о необходимости что-либо делагь является сейчас безумием. Все попытки установить истину сведены на нет. Мы лишены какой-либо возможности...
— Но все-таки не возможности мыслить,— очень убежденно сказала Ройская.
Спыхала взглянул на нее внимательно. Кажется, даже с удивлением.
«Она теперь совсем иная, чем в ту войну»,— мелькнуло в его мозгу, и он на минуту задумался. Поймал себя на сентиментальных воспоминаниях о былых беседах с Ройской и тут же заставил себя вернуться к действительности. «Как странно, за все время, что я пробыл у этого крестьянина, мне ни разу не вспомнилась Марыся»,— отметил он мысленно.
И обратился к Анджею, словно только сейчас заметил его и собирался задать ему ряд вопросов.
— От отца нет никаких вестей? Анджей покраснел до корней волос. —- Нет,— буркнул он.
Спыхала хотел еще о чем-то спросить, но сдержался.
— Ну так едем мы в Варшаву или нет? — вмешался раздраженно Ромек.
— Вы не представляете, пан Казимеж, как Оля всем этим расстроена,— подчеркнуто светским тоном произнесла Ройская.
Спыхала сообразил, что она разгадала его невысказанный вопрос. И встревожился:
— Пани Оля еще здесь? Надеюсь, она никуда не уехала? Ройская удивилась.
— Разумеется, здесь. Куда же ей ехать? Неизвестно, где мужа искать, а отправляться сейчас в дорогу слишком опасно. Анджей не отпустил бы мать одну.
— Довольно и того, что я потерял отца,— глухо сказал Анджей. В словах его слышалось глубокое отчаяние.
Спыхала с сочувствием посмотрел на Анджея.
— Но мне кажется,— сказал он, обращаясь прямо к нему,— что и здесь сидеть бессмысленно. В любой день сюда могут нагрянуть немцы. В Варшаве, пожалуй, безопаснее. Особенно для молодых людей.
— Пока здесь только военные,— сказала Ройская,— они ведут себя сравнительно прилично. Я была в городе, там еще тоже так-сяк. Но вскоре прибудут гражданские власти, и тогда идиллии конец.
— Вот почему я и думаю, что нам следует двигаться в сторону Варшавы,— сказал Спыхала каким-то новым тоном, словно обрадуясь уже к обоим юношам и удовлетворяя нетерпение Ромека.
— Варшава еще защищается,— сказала Ройская почти безучастно.
— Представляю себе, как это выглядит,— прошептал Анджей, стиснув зубы.
— Это невозможно себе представить,— воскликнул Ромек.— Это ужасно.
— У вас есть опыт, пан Казимеж,— сказала Ройская, взяв Спыхалу за руку,— вы ведь все-таки навоевались...
— Нельзя сравнивать эту войну с прошлой,— ответил Спыхала,— за двадцать лет прогресс в технике огромный. Масштабы непредвиденные. Танки предрешили победу американцев в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Сегодня танками никого не удивишь. А о газах пока не слышно.
— Противогазы, значит, можно выбросить к черту,— радостно подхватил Ромек.— Только лишняя тяжесть для солдата.
— Кто же мог это знать?— заметила Ройская.
— Есть такие, кому полагалось знать,— упрямо возразил Анджей.
— Я думаю,— медленно продолжал Спыхала, как бы следя па ходом своих мыслей,— я думаю, что именно сейчас лучше всего подобраться поближе к Варшаве, пока она еще не занята немцами. Войти туда сразу же после капитуляции.
— Напрямик туда не пробраться,— сказал Ромек.
— Я тоже так считаю. Поедем окольным путем — со стороны Пущи Кампиносской и Сохачева. Там ведь можно к Янушу заехать. Нет ли у вас карты, пани Эвелина? Дорожной, автомобильной?
— В нашей машине была такая замечательная карта,— нздохнул Анджей.
— Я сейчас принесу.— И Ройская вышла из комнаты.
Анджей поднялся и налил себе еще простокваши. Поставил стакан и перед Ромеком.
— Пей, умнее будешь.
Спыхала с любопытством взглянул на Анджея. В голосе юноши зазвучали нотки радостного ожидания. «Каких-то операций, приключений»,— подумал Спыхала.
Он не осуждал это. Его самого уже увлекла возможность, порожденная новой ситуацией: возможность приключения. Чего-то такого, что уцелело, когда нормальная жизнь разбилась вдребезги. Все могло сложиться по-новому,— даже сама жизнь.
Они склонились над принесенной Ройской картой,— над картой того, что уже не существовало,— над картой Польши. Смотрели на этот кленовый листок, тонким стебельком соединенный с морем, на лебедя с крут.о выгнутой грудью.
Анджей краем уха слушал обсуждение маршрутов, пролегающих по дорогам, на которых в эту минуту уже гудели немецкие танки. Он смотрел на контуры страны — на линию Вислы, изогнутую, как арфа, и думал: «Это моя родина, ее уж нет».
— Вот так мы выедем к Пуще Кампиносской,— водя пальцем по карте, сказал Спыхала.
— И через Вислу в Вышогроде,— захметил Ромек.
— Сколько же времени займет такая поездка? — спросила Ройская.
— Здесь не может быть никаких расчетов. Неизвестно, что ждет нас за ближайшим поворотом.
Анджей отошел от карты. Стал у окна и смотрел на парк, утонувший в ночи. «Никаких расчетов быть не может»,— мысленно повторял он.
Однако ведь должен же быть какой-то расчет, какое-то вычисление, пусть даже с сотнями неизвестных. Только вот расчет этот начинать надо с главного, с первооснов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203