Обсуждаются всякие дела. Я почти ничего не слышу. Ерунда какая-то всё... Меня не упоминают... Пока. Интересно, как Шулейкин будет меня уничтожать? Я скажу ему: "Всё вы врете!" - а он скажет: "Ну вот, видите?.." - а Мария Филипповна скажет: "Он всегда кичится!.. Подумаешь, университет окончил..." Только бы мне не принимать всего всерьез. Не поддаваться. Пусть не думают, что я готов в петлю... Черта с два!
Вдруг кто-то произносит мою фамилию. А я ловлю себя на том, что, как собака, поворачиваю ухо в ту сторону и настораживаюсь. И это меня смешит...
- Сейчас драчка начнется, - шепчу я Виташе.
Он ободряюще улыбается мне.
Потом объявляется перерыв. А шума обычного нет. Все сидят почти неподвижно. Все косятся на Петунина. А он встает и катится в мою сторону. И спрашивает меня:
- Ну, как у вас дела?
- Да вот сечь меня собираются, - говорю я.
Виташа мелко смеется.
- Сечь? - говорит Петунии. - Ну не без этого...
- Конечно, - говорю я.
- Наверное, есть за что...
- Наверное, - говорю я.
- А на вас жалуются, что успеваемость низкую даете, - говорит Петунин.
- Не всё сразу, - говорю я.
Мне теперь всё равно. Я прекрасно понимаю, к чему он клонит.
- Значит, конфликт с директором?
- Вам видней, - говорю я.
- А может быть, на вас наговаривают?
Мне чудится издевка в его словах. Петунии откатывается на свое место. Я сажусь.
- Ничего не понимаю, - говорю я.
- Н-да, - говорит Виташа. - Дело темное...
И снова, но уже тихо-тихо, звучит моя фамилия. И Шулейкин, едва освещенный лампой, рассказывает о моих грехах. О мои грехи! Их так много, и они так ужасны...
- ...Откололся от коллектива... Противопоставил себя...
- Правильно, - говорит Мария Филипповна.
Я смотрю на Петунина. Он слушает Шулейкина и кивает головой.
- ...Самая низкая успеваемость по письменному русскому... Был Виктор Павлович... Катастрофа...
- Был я на уроке,- говорит Виташа,- и не на одном...
Скажи им, Виташа, скажи...
- ...Такой отсебятины я еще не встречал... Для чего же существует Министерство просвещения, а?
- Может быть, мне уйти?! - вскакиваю я.
- Может быть, вы мне договорить дадите? - говорит мне Виташа.
- Спокойнее, - говорит Петунин.
- Вот так он всегда, - говорит Мария Филипповна.
Ну погодите, погодите же!..
- Вы хвастались ученикам, - говорит мне Шулейкин, - что вам на всех наплевать, что у вас своя, мол, голова на плечах, что программы - это чепуха...
- Кто вам сказал? - говорю я.
- Это неважно, - говорит он.
- Я говорил, что программу нужно дополнять! Я говорил, что очковтирательство... - Я кричу.
- А зачем кричать? - спокойно говорит Шулейкин.
- Умейте ответ держать, - говорит Мария Филипповна и смотрит на Петунина.
А мне плевать на Петунина! Плевать!..
- А может быть, вам пора ответ держать, Михаил Андреевич, - негромко говорит Петунин из своего угла...
Становится ужасно тихо. Дым папиросный уносится к потолку. Виташа подталкивает меня под бок. У Марии Филипповны белеют губы.
- Вы оскорбляете учителя, не имея на то основания, - говорит Петунин Шулейкину.
- У меня все факты... Вот, - говорит Шулейкин и показывает кипу бумаг.
- Без фактов нельзя вести серьезный разговор, - говорит Петунин.
- Да вот же факты, Петр Сергеевич! - говорит Шулейкин и пытается улыбнуться.
- Взяли вдруг и обвинили, - говорит Петунин, - а фактов-то и нету...
- Да вот факты, - растерянно говорит Шулейкин.
- Эдак мы все друг друга начнем поносить. Что же будет? - говорит Петунин жестко, - Без фактов нельзя.
- Я все факты имею, - почти шепотом, безнадежно говорит Шулейкин.
- Вы лучше скажите, куда вы деваете контрольные работы, - говорит Петунин, - которые вам лень проверять? Сжигаете, да?
Шулейкин молчит. Что это происходит? Меня защищают?
- А во что он школу превратил! - кричит Виташа. - Все из-за него перегрызлись. Вы бы посмотрели, как он несправедливо картофельные участки распределял! И всякие разговоры... И на стенках всюду написано: "Кобель". Это о ком? Разве таким должен быть директор?!
Шулейкин пунцов, как переспевший помидор. И жалкая улыбка шевелится на его губах. А может быть, он плачет?.. А Виташа кричит, как Шулейкин по ночам прокрадывается к одной вдове...
- Это уже сплетни, - тихо говорит Шулейкин.
- Продолжайте, Виктор Павлович, - требует Петунин из своего угла.
Что делается?! Неужели это всё из-за меня?
- Гы-гы, - говорит Маракушев, - а вы ведь, Михаил Андреевич, мне дров нарочно не давали, пока снег не пошел.
- Врете вы все, - говорит Шулейкин, не поднимая головы.
- Нет, он не врет! - стучит Петунин ладонью по столу.
- Гы-гы,- говорит Маракушев.- Вру, вру... А вот не вру!
- Так ему, гаду,- шепчет мне Виташа.- Допрыгался...
Что делается!.. Шторм. Ураган. Корабль сейчас на дно пойдет. Во все дыры вода льется. А тряпочки поверху плывут... Кто прав? Кто?.. Почему я тоже не кричу? Что, Шулейкина жаль? За что мне его жалеть? Топите его! Топите! Пусть знает!
...А потом я догоняю Петунина в коридоре.
- Что же теперь будет с Шулейкиным? - говорю я. - Теперь что, снимут его?..
- Решение облоно о снятии есть, - говорит он. - Почему "теперь"? Засиделся Шулейкин...
- Значит, это всё из-за меня? - говорю я.
- А при чем здесь вы? - говорит он, и смотрит куда-то мимо меня, и быстро уходит прочь.
Все расходятся. Почти никого не осталось. Только Шулейкин стоит у дверей учительской. Курит. И Мария Филипповна стоит рядом. И я слышу:
- Да вы успокойтесь, Михаил Андреевич...
- А я и не волнуюсь, Мария Филипповна...
- Вы не обращайте внимания...
- Да что вы...
- Мало ли что говорят...
- Вы сами успокойтесь, Мария Филипповна...
- Как они это нехорошо!..
- Ничего, ничего... Пустяки...
Уже пять дней прошло, как Шулейкина сняли. Нового директора пока нету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22