И он снова залился слезами.Народ, толпившийся во дворе, слушал, затаив дыхание. Козлиный судья, как и многие государственные мужи, помимо основных обязанностей умножал богатства свои торговлей, так что в речах неведомого Ахбеса не было ничего необычного.Жрецы нетерпеливо поглядывали то на крыльцо, то на клонившееся к окаему солнце.– А велик ли долг? – спросил Бехмет, что-то обдумывая.– Не надо, отец, – снова сказал Дарбар.– Двести тысяч, – сказал Ахбес, всхлипывая, – и еще одна маленькая шкатулка…– Как же! – завопил тут Аюм, забыв о приличиях. – Двести тысяч! Может, тебе еще и верблюдов отдать?!– Такие деньги должны быть записаны в книгах, – сказал старший брат, неприятно удивленный названной суммой.– Я же говорил: ничего не получится, – горестно пробормотал желтобородый.– В том-то все и дело! – воскликнул Ахбес. – Коли бы записано было, с чего бы мне плакать?! Мы верили друг другу на слово…– Говорю, это жулики, – злобно прошипел Аюм.– Тогда, увы, я бессилен помочь, – молвил Бехмет, решив наконец прислушаться к словам младшего брата, – мы не можем узнать, сколько в действительности вам причитается.Ахбес бросился на колени.– Прошу тебя, почтеннейший, не дай погибнуть моей семье! Ради нашей дружбы с твоим отцом! Есть одно средство восстановить истину. Мой сын…– Только не это! – испуганно вскричал Дарбар и даже закрыл лицо руками. – Мы же договорились…– А что мне остается? – ударил себя в грудь Ахбес. – По миру идти? Твой долг помочь семье, сынок, если, конечно, будет на то согласие почтенных Бехмета и Аюма.– Чем же может помочь твой сын? – несколько растерянно спросил старший наследник Козлиного судьи.– Он может спросить самого Раббаса. Если наше дело правое, мой друг не станет молчать.Толпа удивленно загудела. Те, кто стоял поближе к крыльцу, попятились назад. Жрецы вытянули тонкие шеи и с любопытством уставились на Дарбара.Желтобородый стоял, понурив голову. Весь его вид являл крайнее уныние и растерянность. Он укоризненно глянул на Ахбеса и заговорил, медленно подбирая слова:– Я просил отца этого не делать… Только крайнее отчаяние толкнуло его открыть мою тайну. Видите ли, уважаемые, я несколько лет обучался в Стигии и постиг некоторые премудрости некромантии. Нет-нет, – воскликнул он поспешно, заметив страх на лицах братьев, – я вовсе не колдун! Не успел им стать: Митра уберег меня от пагубного пути, вселив раскаяние в мое сердце, и я бежал из страны чародеев. Но одно заклинание мне ведомо, хотя я и дал себе слово, никогда не прибегать к нему ибо магия затягивает так же, как пристрастие к некоторым зельям, хранимым иногда в калебасах…Бехмет прервал его речь громким покашливанием.– Стигийцы поклоняются Сету, – сказал он, – а Сет – это зло… Однако магия может служить и благой цели, если использовать ее острожно, равно как и зелья, употребляемые в качестве лекарства…– И которыми стигийские книжники охотно делятся со своими учениками, а те, в свою очередь, со страждущими, – вставил Дарбар.– Но, – Бехмет настороженно глянул в сторону жрецов, – даже малые чары могут принести большую беду. Использование стигийских заклинаний не слишком угодно Митре…– Золотые слова! – горячо поддержал Дарбар. – Если служители Всеблагого не одобрять чародейства, камень спадет с души моей и с радостью в сердце отправимся мы с отцом просить подаяние!Ахбес снова всхлипнул и пустил слезу.Братья сошли с крыльца и в сопровождении желтобородого ученика стигийских магов и его заплаканного родителя направились к жрецам. По дороге Аюм негромко высказал брату свои поздравления, так как был уверен, что служители Подателя Жизни ни за что не согласятся ни на какую волшбу, да еще в доме покойного судьи. Таким образом Бехмету удастся и справедливость явить, и деньги будут целы. Бехмет только отмахнулся.– Слышал ли ты, отец мой, слова этого человека? – спросил он у старшего жреца, носившего длинную бороду и седые букли.– Я слышал, – отвечал жрец.– Если бы речь не шла о восстановлении истины, столь необходимой в этом запутанном случае, я бы и слушать не стал ничего о ворожбе. Но эти люди находятся в тяжелом положении. Если они говорят правду, и наш покойный родитель задолжал им деньги, наш долг – помочь несчастным.Он говорил громко, чтобы слышали все собравшиеся во дворе.– Что скажешь на это, о просветленный служитель Митры?– Скажу, что ты прав. Магию можно использовать для благого дела.Аюм изумленно хрюкнул. Народ зашумел. На лице Бехмета неожиданно отразилась нескрываемая радость.– Надо ли понимать твои слова как одобрение… э-э… необходимых в таком случае действий?– Именно, – сказал жрец.– Что ж, – молвил наследник судьи, обернувшись к народу, – вы слышали, люди? Во имя высшей справедливости Митра дозволяет потревожить вечный сон покойного!– Истинно так! Слава новому судье! – раздались крики. Самые усердные принялись кидать шапки, выражая полное восхищение самоотверженному решению Бехмета.Аюм, выпучив глаза, хватал ртом воздух.– Когда ты сможешь приступить к делу? – спросил старший брат Дарбара.– Здесь есть одно затруднение, – отвечал желтобородый, – мое заклинание должно быть произнесено в час третьей свечи в месте, где мертвецу предстоит обрести вечный покой. То есть, на шамашане.Какая-то женщина испуганно вскрикнула. Аюм судорожно тер шею, словно ее душила невидимая веревка.– В час третьей свечи? – растерянно переспросил Бехмет. – Но отца должны сжечь на закате…– В крайнем случае дозволяется сжигать на восходе, – сказал жрец.– Но не станем же мы сидеть в темноте на кладбище, ожидая нужного времени! – запротестовал Бехмет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22