Среди этих недобрых лиц – испещренное морщинами лицо старого рыбака. Мягкий укоряющий взгляд его внушает доверие. Динка бросается к нему.
– Дядечка! Дядечка! – бормочет она, прижимаясь к потной рубахе Митрича и захлебываясь слезами. – Дядечка... тот мальчик топил меня или спасал?
Женщины невольно затихают. Митрич наклоняется к девочке и удивленно смотрит в ее умоляющие глаза.
– Топил или спасал? – отчаянно цепляясь за него, повторяет свой вопрос Динка.
Митрич кладет руку на ее голову.
– Спасал, дурочка... – мягко говорит он.
– А... за волосы... зачем? – всхлипывает Динка.
Лицо Митрича освещается грустной улыбкой.
– Ну как – зачем? Ведь утопший не сознает себя, цепляется. Завсегда их за волосы хватают, – объяснил он.
Динка разнимает руки и, не глядя ни на кого, идет по берегу. Ноги ее тонут в песке, спотыкаются о камни.
Громкий плач доносится до оставшихся на берегу.
– Жалеет, – с чувством говорит Митрич и, словно извиняя девочку в глазах всех присутствующих, поясняет: – Глупая еще... Ишь, спрашивает, зачем хватал за волосья...

Глава 6
Дома

Обычно Динка является домой незадолго до обеда и обязательно норовит проскользнуть через лазейку в заборе. Но сегодня она возвращается очень рано и идет прямо по дорожке. Первой ее видит Лина и бежит сказать Кате:
– Идет наша беглянка! Недолго погуляла нынче!
– Может, совесть заговорила? – предполагает тетка. Но когда девочка подходит ближе, обе они недоуменно переглядываются.
На Динке мятое непросохшее платье, волосы ее стоят дыбом, а на лице и в медленной походке выражение равнодушия и покорности.
– Батюшки! – охает Лина. – Что это она с платьем делала? Стирала его, что ли? – И шепотом добавляет: – Умаялась...
Но выбежавшая из комнаты Мышка чует недоброе.
– Катечка! Смотри, какая Динка... Не ругай ее! – горячо просит она тетку. – Не говори ей ничего сейчас.
Но Катя и не собирается ничего говорить; она тоже обеспокоена странным видом девочки.
«Заболела?» – с тревогой думает она и идет искать градусник.
«Не емши», – догадывается Лина и идет греть ей завтрак.
Мышка сбегает с крыльца.
– Иди, иди, – ласково говорит она сестренке, – тебя никто ругать не будет. Ты ведь ненадолго уходила. Что ж тут такого?
И оттого, что Динка молчит, тревога ее разрастается. Она заглядывает сестре в глаза, обнимает ее за шею. Шея у Динки холодная, мокрая, платье тоже мокрое,
– Ты была на берегу? Ты упала в воду? Но ведь платье просохнет, что ж тут такого? – испуганно бормочет Мышка, и, чувствуя потребность как-то успокоить сестру, она напоминает ей, что завтра воскресенье, что мама весь день будет дома и что к ним придут «всамделишные» гости. – Мама привезет что-нибудь вкусное, мы будем их угощать!
Динка шевелит губами и, отстраняя сестру, капризно тянет:
– Я есть хочу...
– Есть? – радуется Мышка и стремглав мчится в кухню. – Лина, Лина! Она хочет есть!
Катя стоит на террасе, держа в руках сухое платье и градусник. «Что-то случилось, – испуганно думает она, прислушиваясь к разговору Мышки с сестрой. – Почему на ней мокрое платье? Не купалась же она в платье? Ах, боже мой! И почему она молчит?»
– Я хочу есть, – вдруг говорит сестре Динка, и тревога Кати моментально рассеивается.
«Ах, подлая девчонка! Вот как напугала... Конечно, она хочет есть, только и всего. А платье мокрое потому, что лазила где попало, не разбирая...»
Катя решительно прячет в карман градусник и бросает платье на спинку стула. Лицо ее принимает холодное, непроницаемое выражение.
Динка поднимается на террасу, останавливается перед теткой и, подняв голову, молча смотрит на нее. Она ждет, что Катя встретит ее сердитым, язвительным замечанием, выговором, угрозой пожаловаться маме. Но ей все равно. Пусть жалуется, пусть ругает. Когда с человеком случается самое худшее, он уже не обращает внимания на повседневные неприятности.
Но Катя молчит, она удивлена поведением девочки, и в ее глазах снова появляется тревога.
– У тебя что-нибудь болит, Диночка? – спрашивает она, нащупывая в кармане градусник и трогая губами Динкин лоб. В голосе Кати против ее воли слышится беспокойство и сочувствие.
Динка подходит ближе и нерешительно прижимается щекой к ее плечу:
– Дай мне раньше всего поесть, Катя.
«Раньше чего? – с горечью думает тетка, тронутая лаской девочки. – Наверное, раньше выговора. Я для нее – вечный судья, какая-то старая грымза-гувернантка... И что думает Марина? Как будто мне приятно быть в этой роли и постоянно одергивать девчонку!»
– Конечно, поешь хорошенько, – мягко говорит она. – Только переодень платье. Оно же совсем мокрое. Ты ходила на берег? – спрашивает она, помогая Динке переодеться, но девочка молчит, и, чувствуя ее недоверие, Катя тихо добавляет: – Я не буду ругать тебя. Пусть мама сама поговорит с тобой сегодня.
– Несут! Несут! – кричит Мышка и, запыхавшись, вбегает на террасу. – Тебе несут еду!
Динка оживает, двигает стулом, усаживается за стол и нетерпеливо похлопывает ладонью по клеенке. На щеках ее выступает румянец, глаза блестят. Катя опять чувствует себя обманутой, сбитой с толку. «Подумать только, какая представленная девочка!.. Напустила на себя такой несчастный вид... Может, правда голод на нее так действует?»
Лина ставит на стол тарелки и с удовольствием смотрит, как девочка ест кашу, запивая ее холодным молоком, потом принимается за вчерашнюю котлетку, смачно закусывая горбушкой хлеба.
Лина очень любит, когда хорошо и вкусно едят то, что она сготовила, и, налегая на стол всем своим грузным корпусом, она тихонько спрашивает размягченным, умильным голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32