сейчас же, через десять лет, иноверный попин уже запросто разговаривал с вятичами.— Всем понятно?! — вдруг рявкнул сидевший в стороне на бревнах вирник, не замеченный Всеславом. — Или еще несколько печек разломать?!— Послушай! И ты послушай! — заговорил передний мужик в новой синей рубахе. — Как он говорит, — качнулся он в сторону попина, — мы не сможем делать, не наша работа!— Сделаешь, — промычал вирник.— Погоди! Он ведь начертил, что ему надо; теперь пусть отойдет, сами мы лучше сделаем! Он, попин, человек не здешний, дела не знает.— А ты, раз знаешь, сам и делай! — угрожающе прошептали в толпе, и вирник впился взглядом в смердов.— Не понял меня человек, — спокойно ответил плотник. — Я говорю: все равно делать придется, а то печи разнесут либо избы раскатают. Ясно ведь…— Кому надо, и черепа пораскалываем! — перебил вирник.— Ясно ведь, раз не ушли мы из веси, надо поднимать их кумирню. Заморский же человек секиры сам не держал, рассказывает и скребет по песку с чужих слов. Сделаем сами быстро — разойдемся по избам и рольям.Толпа молчала; тогда мужик подошел к попину, осторожно взял у того из руки щепку и, затерев лаптем нарисованное византийцем, начертил по-новому.— Вот как надо… Нижний венец не тут ставить, а тут и так. Подпорок совсем не надо, матицами укрепим. Поняли?Смерды придвинулись к плотнику, но волхва сзади кто-то остановил, потянув за рубаху. Он обернулся и увидел двух стариков — Ора и Ратая Ор — гудец, скрипач; Ратай — пахарь

. Они чаще других из Чижей похаживали к нему за травами, и каждый раз, встречаясь, Ор весело говорил:— Вишь, земля по нас стонет, а мы все бродим! Видно, бессмертный я — жить буду еще сорок сороков зим и лет!Сейчас лица стариков были строгими.— Пойдем-ка, нужен ты нам, — попросил Ратай.Они отошли на несколько шагов, но в толпе смердов забушевали, разом заговорили, и снова раскатисто зарычал вирник.Старики и Всеслав поспешно вернулись, протиснулись вперед.— Ляльник ляльлник — праздник богинь Лады и Лели, отмечался 22 апреля

же сегодня, какая работа?!— Ваших праздников больше нет, — нахмурился попин. — Бесовские эти пляски! Ну, вы…— Не запряг, а нукаешь… — перебили из толпы.— Остановитесь! — поднял руку плотник в синей рубахе. Когда притихли, он обратился к попину: — Мы тебе сказали — завтра делать начнем твою кумирню! И сделаем ее лучше, чем ты на песке наскреб, но сейчас уходим…— Печки все расшибу, — рявкнул вирник.— Сейчас начнем завтра, и по-своему! Понял, попин? Зав-тра!— Ладно, — вдруг согласился византиец. — Но Рода сбейте сегодня, это недолго!Шум мигом оборвался, даже вирник замер с ехидной улыбкой на красном испитом лице. Безмолвие тянулось долго, но ощущалось в нем все нарастающее напряжение, и волхву показалось, что вот-вот кто-нибудь из смердов повернется, все разойдутся по избам и тогда уже никакие кары не заставят их слушать иноверца. Это, видно, понял и попин.— Пусть, — провел он рукой по воздуху, — пусть. Идите в свои дворы! Секиры же пусть здесь останутся, до утра!Смерды стали расходиться; все они здоровались с волхвом, и попин снова зорко уставился на незнакомца.— Идем, — толкнул Всеслава Ратай, и они двинулись к маленькой ветхой избушке Ора, давно уже жившего одиноко. Во дворе сели в тени, у изгороди, хозяин принес меду, хлеба, яиц. Двигались оба старика легко, шустро — значит, не были хворыми, и волхв все не мог догадаться, какая нужда свела их тут.Когда выпили, к Соловью повернулся Ор, но Ратай остановил друга.— Я знаю, постой!.. Слышь-ка, изгой, добрый человек, ты давно уж рассказывал, что был в Киеве при крещении, видел, чего эти вороги с народом делают…— Да, я видел все, — твердо ответил Всеслав.— И ладно; на, выпей еще и расскажи о том еще раз; нам двоим расскажи! Тогда мы слушали — да все далеким казалось, а теперь вон Кулик при секирах сидит…Соловей начал свою весть с гибели Пепелы, великого волхва, оживлявшего восковых человечков; затем рассказал, как громили капище и избивали кумиров, как хлестали плетьми Перуна и рубили Макошь. Подробно поведал он о самом крещении, о свирепствовании дружинников, страданиях людей, загнанных в Почайну.Когда он умолк, старики долго сидели притихшие, изредка коротко поглядывали один на другого, потом оживились, стали снова угощать гостя.Всеслав видел, что Ор и Ратай затеяли что-то, изредка коротко поглядывали один на другого, потом оживились, стали снова угощать гостя.Всеслав видел, что Ор и Ратай затеяли что-то, намерение их важное, и, думая о нем, они просветляются даже внешне, в лицах. Тайны своей старики не выдавали до конца застолья, но, когда волхв поднялся и стал прощаться, посерьезневший Ратай тихо попросил:— Ты вот что, изгой, дай-ка отравы нам!Соловей вздрогнул — его потрясло то, что вот таким же голосом вчера просила у него яду умирающая Оладья. Теперь же перед ним стояли крепкие еще старики и строго глядели в глаза. Не успел он еще отказнить себя за то, что помог умереть Забаве, как подступились новые люди, решившие сбежать к Роду. И он опять должен убивать?!— Нет, нет! — воскликнул Всеслав.Старики переглянулись, потупились, размышляя; потом Ратай, сдерживая голос, почти прошептал:— Не даешь отраву, научи, как сварить!Волхв молча пошел к воротам; тут он остановился, обернулся и раздельно, строго выговорил:— И отраву не дам, и учить не буду! Я убийцам не потатчик!— Да мы никого… — заволновался Ор, но Всеслав уже вышел со двора.Соловей задумчиво брел по лесу. Со дня его первого прихода в Чижи после появления там попина Кулика прошло несколько седьмиц, но храм-капище Иисуса там, оказывается, строить еще не начинали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49