— Ну! Почему же его никто не прячет, не зарывает в землю? В твоей веси другие смерды?Из-за спины Соловья вдруг вышли вирник и Опенок. Вирник повернул к Всеславу красное, потное лицо, оглядел мутными пьяными глазами, потопал дальше и, закряхтев, сел на бревно возле греков. Опенок, державший в руках небольшую корчагу, остановился возле него.— Этот украл? — нахмурился вирник.— Нет, — ответил Кулик, — не он… Но… Послушай, волхв, а в своей Гриве ты не будешь прятать Рода? Ты же волхв?— Я — не буду!— Но это же твой бог… бес… Ему ты служишь?!— Я верую в него! Служить же ему не надо! Небу и солнцу ведь не надо служить?!Царьградцы громко заговорили между собой, будто стали препираться; княжий же вирник вдруг остервенился, заорал на смердов:— Чего выпучились?! Руби дальше!Позади волхва зашевелились, стукнула секира, затем другая, и работа пошла дальше.Всеслав ждал, когда византийцы опять обратятся к нему, но те продолжали спорить; тогда Соловей развернулся и зашагал к улице, обходя храм. Возле прорубленного в клети входа он приостановился, вошел внутрь. Бревенчатые стены окружали землю с еще зеленой травой, сверху на нее пока светило солнце, а на верхних бревнах сидели плотники.— Поговорил? — обратился один из них, старший, тот, что когда-то спорил с Куликом.— Послушал, — ответил Всеслав.— Слышь-ка, Соловей! — окликнули его с другой стены. — Ты-то теперь что делать будешь?! С нами что будет?!— Достроите храм ихний, велят от наших богов отрекаться и другим кланяться. Имя каждому новое дадут, нерусское.— Это-то хорошо, значит, у меня баба как новая станет, — плотник засмеялся, но все другие смерды молчали, изредка постукивая по дереву секирами, — видимо, христиане и вирник снаружи следили за ними.— Куда же Ор с Ратаем Рода-то схоронили?! — наклонился внутрь клети старший плотник. — Дряхлые ведь оба, не могли далеко уволочь! Ты их на кладбище нашел — они уже мертвые были?— Да.— Ох-те, горе-то. Они вон какое дело сотворили, а мы тут стучим, стараемся.— Ты помолчи! Еще не научился делать хорошо, а уже хочешь делать плохо!— Горе вы свое поднимаете, — медленно проговорил Всеслав, — жилище для чужих богов из чужих земель.— Ха! — перебил его молодой смерд. — Мы-то строим, а потом — вдруг молния! Прилетел Сварожич — и… — Он осекся и уставился на что-то, появившееся позади Всеслава. Волхв обернулся: в полупостроенный храм без крыши медленно входил Кулик. Он остановился в проеме, строго оглядел плотников, волхва.Уходя из веси, Всеслав долго слышал позади стук секир. Кулик же, вернувшись к своим, подозвал Опенка.— Он волхв?— Нет… Да! — поправился Переемщик.— Где Род, он знает?— Я видел, он накануне с Ором и Ратаем разговаривал…— О чем?— Не слышал, видел только.Попин отошел, сел на бревна. Две бабы из веси принесли в миске вареное мясо, корчагу пива и несколько хлебов, разложили еду на холстине. Пьяный вирник ткнулся грязной рукой в миску, вытащил кусок мяса. Кулик поморщился, однако промолчал. Потом он проговорил что-то византийцам, вытер о холст руки, повернулся к вирнику.— Ты русский, объясни нам: неужели они тут не понимают, что Иисус выше всех богов?! Сколько я их спрашивал, ни один не может рассказать о Велесе, Перуне, Макоши, других бесах. Я им о великом подвиге Христа говорю, но они ясных истин не понимают, держатся за деревянных идолов или— вон, показывают, солнце светит!— Любят! — хмыкнул вирник.— Но разум-то у них есть или нету?!— Это народ лесной, моленья у ручья творят — дождя от него ищут. Им что хочешь говори — не разумеют. У них ума нет, объяснений и уговоров не поймут! Бить их надо, да посильнее, — и все!Вирник обернулся, взял из рук Опенка полную кружку и, громко чмокая, выпил.Кулик обратился к своим:— Этот пьяный осел опять говорит, что мы поступаем тут неверно. Смердам ничего объяснить нельзя, бесполезно. Разум их еще не развит, и мир они воспринимают лишь чувствами. Добро и зло понимают лишь на самом животном уровне: холодно-жарко, больно-приятно… Это стадо без пастырей!— Не надо слишком доверять этому воину, — произнес пожилой попин, — он тоже русич. Но он и княжий дружинник, поэтому ему выгодно верить в истину христианства. В душе же он, может быть, еще больший язычник, чем все смерды.— Пусть он язычник и лжехристианин, но говорит он верно. Мы объясняем и объясняем этим полулюдям свет истины, но они не понимают ее. Сколько уже дней и ночей я говорю им о величии и могуществе Христа, а до сих пор лишь вон тот мерзавец делает вид, что воспринял новую веру, — мотнул головой в сторону Опенка Кулик.— Он плюнул на Рода, плюнет и на Христа.— Да знаю я это — и плохо, конечно, что первым христианство воспринял такой человек. Но, повторяю, мы поступаем неверно, так долго уговаривая язычников. Епископ Михаил и князь Василий в Киеве за один день обратили в веру тысячи; мы же этих зверей все убеждаем, но слова наши не проникают в их тьму.— Значит, надо остановиться и избрать иной путь, — заговорил третий попин. — Я думаю, сейчас нужно во что бы то ни стало отыскать украденного и скрытого ими кумира. Если не найдем, плохо будет. Храм святой воздвигаем, но двоеверие сохранится. Из-за страха они станут приходить сюда и покорно слушать наши проповеди, а потом пойдут в свои тайные кумирни к идолам посмеются над нашими словами.— Правильно это, но где искать Рода?— Волхва их следует еще раз выпытать; старики с ним говорили, он при нас извлек их из кладбища для языческого костра…— Но он говорит, что волхвом себя не считает.— Раз его смерды почитают за волхва, верят ему — значит, и мы можем…— Никому они не верят, даже своим бесам!— Зачем же тогда прятали Рода?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49