– Ничего из того, что я могу сказать, не наведет вас на след. Я знаю всю их жизнь. Как раз их отец содействовал моему устройству в министерство. Они люди в высшей степени благонравные и жизнь ведут праведную.
Манера говорить у Новильо была чуточку старомодной.
Услышав слова «устройство в министерство», Плинио еще раз осторожно окинул взглядом стопки досок и реечек, слой опилок, покрывавший все вокруг, мозолистые руки Новильо, ковшик с клеем, который стоял на электроплитке, и верстак.
– Я вас понимаю… но в жизни каждого человека, – начал Плинио, имея в виду рыжих сестер, – всегда есть уголок, зная который многое можно объяснить.
– Хоть убейте, сеньор, такого уголка у них я не знаю… Ну, разумеется, всех своих дел они мне не поверяли.
– Что за отношения были у вас с ними?
– Я уже сказал, старая дружба, ну, и время от времени они давали мне заказы – от себя или от своих друзей. Уж очень они своих родителей любили… Любили, а вернее, любят, потому что ничего плохого с ними не могло случиться.
– Вы знаете, что у сеньорит Пелаес был пистолет и что они в тот последний раз взяли его с собой?
– Что? – встрепенулась Гертрудис, которая ни на минуту не теряла бдительности.
– Вы об этом не знали, Новильо? – продолжал Плинио, не обращая внимания на служанку.
– Нет, сеньор, понятия не имел. Откуда мне знать?
– И где же был пистолет? – опять вмешалась Гертрудис, уперши руки в бока и наступая на Плинио.
– Странно, что ты этого не знала. Под матрацем у одной из твоих сеньорит.
– Дева Мария! – выдохнула Гертрудис. – Да откуда же было мне это знать! Да я ни в жизнь к их постели не притрагивалась! Ни к постели, ни к посуде. Они и подойти-то близко не давали к вещам, на которых спали да из которых ели. Такие они щепетильные! Такие чистюли, что даже противно!
– Ладно, так вот этого пистолета на месте не оказалось. Осталась пустая коробка из-под него.
– А кто же знал про пистолет-то? – продолжала допрашивать служанка, хитро на него глядя.
– Их кузен, Хосе Мария Пелаес, – нехотя отвечал Плинио.
– Я тоже, уверяю вас, понятия не имел о пистолете, – оправдывался Новильо.
– Вот вы знаете их столько лет, как вы думаете, что могло заставить их выскочить из дому в такой спешке, да еще с пистолетом?
– Такая реакция совершенно не свойственна их натуре… Может, они получили какое-нибудь анонимное письмо, у них требовали денег…
Плинио удивленно взглянул на него.
– Вот, именно, – продолжал чиновник-столяр, – может, они повезли деньги, куда было велено, а их – раз! – и сцапали.
Плинио с сомнением покачал головой.
– Ни дома, ни в банке денег не тронули.
– Но, сеньор, – воскликнул Новильо, довольный своей проницательностью, – в таких делах никогда не знаешь точно…
– Вы считаете, что у них хватило бы смелости встретиться с шантажистами?
– Я бы, пожалуй, не удивился. А ты, Пальмира? – спросил он, глядя на толстую вязальщицу и секретаршу, которая давно уже остановила машину и, ошеломленная, слушала разговор.
– Я бы – тоже: они такие нервные, такие нервные, ну на все способны.
– И я бы не удивилась, – не выдержала Гертрудис, – иногда – ну чистый порох!
– Вот, слышите? – подвел итоги довольный столяр. – Большинство.
Плинио провел рукой по подбородку и замер, чуть прикрыв глаза, потом покачал головой и сказал:
– Когда у человека в анонимном письме требуют денег, а он не хочет их давать, он сообщает в полицию или предупреждает кого-нибудь, куда он идет.
– А если денег просил человек – ведь может же быть такое, – чье имя они не хотели бы предавать огласке? – продолжал Новильо, начиная увлекаться расследованием.
– Кто именно? – напрямик спросил Плинио, глядя ему в глаза.
– Ну, например… я не знаю… Это так, предположение. Ведь не я сказал, что и у них в жизни может быть тайный закуток. Поймите меня правильно.
– Все, что вы говорите, может иметь смысл лишь в том случае, если вы назовете мне человека или людей, которые могли послужить поводом для такого поступка.
– Я, знаете ли, очень с ними дружен, очень, но самые сокровенные тайны, если они у них есть, – этого я не знаю. Поймите меня правильно.
– Ладно, – подытожил Плинио, – я ведь только хотел познакомиться с вами, дорогой Новильо, и вступить в контакт. Прошу вас, поройтесь в памяти, может, вспомнится что-то, способное пролить хоть каплю света… Я к вам еще как-нибудь зайду.
Новильо провел рукою по затылку, очень пристально посмотрел на Плинио и сказал:
– Я буду рад видеть сеньора в любое время, когда ему угодно… Но только в другом месте. Вы позвоните мне по любому из этих телефонов, и я приду, куда скажете. Очень буду вам за это признателен. – И записал на бумажке телефоны.
– Хорошо, – сказал Плинио, бросив понимающий взгляд в сторону верстака, – если вы мне понадобитесь, я позвоню по одному из этих телефонов… три раза.
– Нижний – домашний.
– Пошли, Гертрудис.
Плинио пожал руку Новильо и следом за сметливой служанкой пустился в обратный путь по лабиринту.
– Ой, как же они на меня накинулись, что я вас привела. Чего только я не говорила: и что вы полицейский, и что меня заставили, я думала, они меня покусают… Понятно, не хотят, чтобы раскрыли их тепленькое местечко, – говорила Гертрудис, ведя Плинио по министерскому лабиринту.
– Давно они тут?
– Сеньориты говорили, я слыхала, еще с довоенных времен.
– Он женат?
– Вдовец. Но, по-моему, прости меня, господи, он всегда жил с этой Пальмирой, она там столько же, сколько и он.
– Ну и жизнь, боже мой! – заметил Плинио, когда они вышли в обитаемую часть здания.
Плинио велел Гертрудис возвращаться домой и закончить уборку да быть на страже – вдруг кто позвонит, а он придет позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65