Ч Спасибо, Гимазетдин. Ты еще что-то сказать хочешь, скорее, пожалуйста, о
зяб я, понимаешь.
Ч Сказать хотел, дома не ночуй, Савельич, хорониться надо.
Постовой спрашивал, околодочный спрашивал, кто, говорит, ходит. Я говорю, н
икто не ходит. Помощник, говорю, ходит, паровозная бригада ходит, железная
дорога ходит. А чтобы кто-нибудь чужой, ни-ни!
Дом, в котором холостой Тиверзин жил вместе с матерью и женатым младшим б
ратом, принадлежал соседней церкви святой Троицы. Дом этот был заселен н
екоторою частью причта, двумя артелями фруктовщиков и мясников, торгова
вших в городе с лотков вразнос, а по преимуществу мелкими служащими Моск
овско-Брестской железной дороги.
Дом был каменный с деревянными галереями. Они с четырех сторон окружали
грязный немощеный двор. Вверх по галереям шли грязные и скользкие деревя
нные лестницы. На них пахло кошками и квашеной капустой. По площадкам леп
ились отхожие будки и кладовые под висячими замками.
Брат Тиверзина был призван рядовым на войну и ранен под Вафангоу. Он лежа
л на излечении в Красноярском госпитале, куда для встречи с ним и приняти
я его на руки выехала его жена с двумя дочерями. Потомственные железнодо
рожники Тиверзины были легки на подъем и разъезжали по всей России по да
ровым служебным удостоверениям. В настоящее время в квартире было тихо и
пусто. В ней жили только сын да мать.
Квартира помещалась во втором этаже. Перед входною дверью на галерее сто
яла бочка, которую наполнял водой водовоз. Когда Киприян Савельевич подн
ялся в свой ярус, он обнаружил, что крышка с бочки сдвинута набок и на обло
мке льда, сковавшего воду, стоит примерзшая к ледяной корочке железная к
ружка.
Ч Не иначе Ч Пров, Ч подумал Тиверзин, усмехнувшись. Ч Пьет, не напьетс
я, прорва, огненное нутро.
Пров Афанасьевич Соколов, псаломщик, видный и нестарый мужчина, был даль
ним родственником Марфы Гавриловны.
Киприян Савельевич оторвал кружку от ледяной корки, надвинул крышку на б
очку и дернул ручку дверного колокольчика.
Облако жилого духа и вкусного пара двинулось ему навстречу.
Ч Жарко истопили, маменька. Тепло у нас, хорошо.
Мать бросилась к нему на шею, обняла и заплакала. Он погладил её по голове,
подождал и мягко отстранил.
Ч Смелость города берет, маменька, Ч тихо сказал он, Ч стоит моя дорога
от Москвы до самой Варшавы.
Ч Знаю. Оттого и плачу. Несдобровать тебе. Убраться бы тебе, Купринька, ку
да-нибудь подальше.
Ч Чуть мне голову не проломил ваш миленький дружок, любезный пастушок в
аш, Петр Петров.
Он думал рассмешить ее. Она не поняла шутки и серьезно ответила:
Ч Грех над ним смеяться, Купринька. Ты б его пожалел.
Отпетый горемыка, погибшая душа.
Ч Забрали Антипова Пашку. Павла Ферапонтовича. Пришли ночью, обыск, все п
еребуторили. Утром увели. Тем более Дарья его тиф это, в больнице. Павлушка
малый, Ч в реальном учится, Ч один в доме с теткой глухой. Притом гонят и
х с квартиры. Я считаю, надо мальчика к нам. Зачем Пров заходил?
Ч Почем ты знаешь?
Ч Бочка, вижу, не покрыта и кружка стоит. Обязательно, думаю, Пров бездонн
ый воду хлобыстал.
Ч Какой ты догадливый, Купринька. Твоя правда. Пров, Пров, Пров Афанасьев
ич. Забежал попросить дров взаймы Ч я дала. Да что я дура, Ч дрова! Совсем
из головы у меня вон, какую он новость принес. Государь, понимаешь, манифес
т подписал, чтобы все перевернуть по-новому, никого не обижать, мужикам зе
млю и всех сравнять с дворянами. Подписанный указ, ты что думаешь, только о
бнародовать. Из синода новое прошение прислали, вставить в ектинью, или т
ам какое-то моление заздравное, не хочу врать. Провушка сказывал, да я вот
запамятовала.

8

Патуля Антипов, сын арестованного Павла Ферапонтовича и помещенной в бо
льницу Дарьи Филимоновны, поселился у Тиверзиных. Это был чистоплотный м
альчик с правильными чертами лица и русыми волосами, расчесанными на пря
мой пробор. Он их поминутно приглаживал щеткою и поминутно оправлял курт
ку и кушак с форменной пряжкой реального училища. Патуля был смешлив до с
лез и очень наблюдателен. Он с большим сходством и комизмом передразнива
л все, что видел и слышал.
Вскоре после манифеста семнадцатого октября задумана была большая дем
онстрация от Тверской заставы к Калужской. Это было начинание в духе пос
ловицы «у семи нянек дитя без глазу».
Несколько революционных организаций, причастных к затее, перегрызлись
между собой и одна за другой от нее отступились, а когда узнали, что в назн
аченное утро люди все же вышли на улицу, наскоро послали к манифестантам
своих представителей.
Несмотря на отговоры и противодействие Киприяна Савельевича, Марфа Гав
риловна пошла на демонстрацию с веселым и общительным Патулей.
Был сухой морозный день начала ноября, с серо-свинцовым спокойным небом
и реденькими, почти считанными снежинками, которые долго и уклончиво вил
ись, перед тем как упасть на землю и потом серою пушистой пылью забиться в
дорожные колдобины.
Вниз по улице валил народ, сущее столпотворение, лица, лица и лица, зимние
пальто на вате и барашковые шапки, старики, курсистки и дети, путейцы в фор
ме, рабочие трамвайного парка и телефонной станции в сапогах выше колен
и кожаных куртках, гимназисты и студенты.
Некоторое время пели «Варшавянку», «Вы жертвою пали» и «Марсельезу», но
вдруг человек, пятившийся задом перед шествием и взмахами зажатой в руке
кубанки дирижировавший пением, надел шапку, перестал запевать и, поверн
увшись спиной к процессии, пошел впереди и стал прислушиваться, о чем гов
орят остальные распорядители, шедшие рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30