А в следующую секунду девушка крутанула
руль влево, и "москвич" ударил мотоцикл автоинспектора
передним бампером.
Малышевв закричал, изо всех сил пытаясь выровнять мотоцикл,
но не справился; "урал" вылетел на обочину, а там, сминая
кустарник и траву, перекувырнулся под скрежет мнущегося
железа, и автоинспектор остался лежать переломанный, искалеченный,
и, над телом его нависая, еще долго вращалось покореженное
колесо мотоцикла.
Нарушительница, напротив, вполне сумела справиться со
своим автомобилем. Она отъехала метров на сто, развернулась
на шоссе, после чего притормозила, проезжая мимо поверженного
автоинспектора. Наклонившись через салон, девушка высунула
в окно руку, и, вращаясь в воздухе, на землю упала
белая карточка.
"А" было написано на ней...

Глава двадцать первая
Миновало три дня с тех пор, как я подключился к поискам
Герострата. Три совершенно разных дня. Насыщенный событиями
до предела - первый, почти ненасыщенный, но оттого
не менее страшный - второй, и вот теперь пустой - третий.
Точнее сказать, нам с Мариной на "явке номер раз", казалось,
что пустой.
Сифоров не появлялся. Марина окончательно оправилась
от того нервного срыва, что мне довелось наблюдать в момент
гибели Заварзина. Выглядела бодрой, приготовила обильный и
вкусный завтрак.
Потом мы сидели в гостиной, беседовали сначала о жизни
в Штатах: Марина посмеивалась по поводу моих наивных представлений
о реалиях Запада, почерпнутых, кстати, из видеофильмов,
да нередких нынче, но достаточно бездарных телевизионных
передач. Потом заговорили о России и канувшем в
Лету Советском Союзе, и теперь была моя очередь острить и
посмеиваться.
Тема в конце концов себя исчерпала, и мы перешли к увлечениям.
Я заявил, что хобби как такового не имею; мне нравится
читать, смотреть хорошие фильмы, когда-то я неплохо
играл в шахматы, но сейчас от игры этой отошел, потерял нить,
не проявляю более прежнего интереса. Марина сказала, что ее
хобби - живопись, причем, крайние направления: импрессионизм,
экспрессионизм, сюрреализм; из классиков она отдавала предпочтение
Босху и Дюреру. "Что-то такое есть в этих картинах, - с
блеском в глазах говорила она. - Видения ада, кошмарный сон - все
вызывает отзвук, впечатление подобное дежа вю..."
Не удивительно, подумал на это ее высказывание я. Сумерки
разума - твоя специальность. Но вслух ничего такого не сказал,
а заметил только, что сам склонен к более традиционным
направлениям в искусстве, а из авангардистов чту одного Дали
и то не всего, а отдельные работы. Марина с улыбкой приняла
вызов и стала доказывать, как я глубоко неправ, ставя "цветную
фотографию" выше "искусства впечатлений".
Так за разговорами - впервые, между прочим, выпала нам
возможность поговорить спокойно от души - прошел весь день,
а Сифоров все не показывался, и я уже начал беспокоиться, не
случилось ли чего, когда без четверти восемь услышал звук
поворачивающегося в замке ключа, и неистовый капитан появился
перед нами собственной персоной.
Был он мрачнее тучи, бледен; губы сжаты в тонкую полоску.
В руках Сифоров принес кожаный портфель с блестящими замками,
который сразу поставил на пол. Мы вскочили капитану навстречу,
но он отмахнулся от нас, уселся в свободное кресло,
закрыл глаза и принялся с каким-то ожесточением массировать
себе пальцами виски.
Мы с Мариной переглянулись.
- Может быть, могу я помочь? - нерешительно предложила
Марина. - Я знакома с точечным массажем.
Он, не понимающе, посмотрел на нее.
- Если у вас болит голова...
- Ничего у меня не болит, - отрезал Сифоров. - И никак вы
теперь мне не поможете.
- Что случилось? - спросил я.
- Случилось... - ответил капитан и снова надолго замолчал,
продолжая потирать виски.
Марина придвинулась ко мне.
- В баре есть выпивка, - шепнула она. - Может быть, ему
предложить?
- Не помешало бы, - бросил Сифоров, хотя, казалось, он
нас не слышит. - И водку, только водку. Я пью одну только водку.
Марина ушла за водкой.
Я остался с капитаном наедине.
- Что все-таки случилось?
- Узнаете, скоро узнаете...
Марина вернулась с бутылкой "Столичной" экспортного
варианта и чистым маленьким стаканчиком.
- Вам разбавить?
- Давай сюда, - Сифоров протянул руку, взял бутылку, налил
себе водки до краев стаканчика, быстро одним глотком выпил,
даже при этом не поморщился.
Будто не водку пил, а воду.
На скулах у него немедленно выступили красные пятна.
Потом он отставил бутылку и стаканчик в сторону, потянулся
за своим портфелем. Двумя резкими движениями рук открыл
замки и вытащил на свет пачку белых карточек по размерам
похожих на игральные карты. Веером разбросал их по
журнальному столику, и мы увидели, что на карточках с большим
прилежанием выведены тушью буквы: по одной на каждую;
и что на самом деле карточки неодинаковы, как показалось
вначале.
Одни выглядели новыми, другие были помяты с оторванными
уголками, в пятнах то ли крови, то ли краски, одна даже
была по краю обуглена. И внизу под каллиграфически выведенными
буквами я заметил приписки синей шариковой ручкой:" 12.
30", "14.00", "15.30" и так далее - время суток?
Сифоров принялся раскладывать карточки, словно бы по
правилам какого-то незнакомого мне пасьянса. Выложил их наконец
в ряд и откинулся в кресле. Я увидел, что всего карточек
восемь, а слово, которое сложилось из букв напомнило
мне... Сразу напомнило мне...
Я задавил в себе едва не вырвавшийся крик. В этот раз
я точно не справился с лицом, и хорошо, что поблизости не
было Елены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74