Малый костер продолжал тлеть. Липовая колода, в которой вытирали
огонь, рассыпалась горой угля, но тяжелые лесины, уложенные по сторонам
костра, не давали углю прогореть слишком быстро, подпитывая кучу жара своей
воглой древесиной. Матхи сидел напротив, мерно постукивая в бубен. Редкие
сполохи озаряли его лицо и незрячие глаза. Лицо казалось неживым и
отрешенным, но Ромар понял, что Матхи уже здесь, что он давно вернулся из
верхнего мира и не бросает бубен лишь ради самовольника Ромара.
- Спасибо, - хрипло выдавил Ромар.
- Ты видел? - спросил Матхи, оставив бубен.
- Нет. Там было темно.
- Там было светло, - возразил слепец. - Надо лишь уметь видеть. Но
если ты не видел это, то как же ты сумел уйти живым?
- Не знаю. Меня ударило очень сильно. Я уцелел только потому, что ему
не было до меня дела.
- Ты знаешь, что это? Или - кто? Прежде я не видал ничего подобного, а
теперь уже месяц, как оно бушует там.
- На моей памяти подобного тоже не бывало. Но я все равно знаю. Это
магия мертвой стихии. Только у мертвых стихий может быть такая огромная и
тупая мощь.
- Ты хочешь сказать...
- Да. Это проснулся кто-то из предвечных властелинов. Их осталось
всего двое: Хоров и Кюлькас. Я не знаю, который из них открыл глаза, не
знаю, что его разбудило, не знаю, как усыпить его вновь. Но теперь я
понимаю, откуда идут тревога и неустройство в мире.
- Ромар, - прошептал Матхи. - Мне страшно. Я часто поминал в молитвах
и заклинаниях древних владык, но надеялся, что в жизни их нет, а есть лишь
косная сила, которую невозможно побороть, как нельзя запрудить великую
реку, но которая пугает не больше чем река, когда стоишь на берегу. А
теперь все это стало правдой, и я не вижу силы, способной остановить этот
поток.
Ромар вспомнил старого шамана маленьким белоголовым мальчишкой и не
удивился последним словам.
- Ничего, - сказал он. - Мы что-нибудь придумаем.
* * *
Каков ни будь праздник, а вечным ему не бывать. Августовский день - не
июньский, он куда короче, а дел требует побольше. И хотя дожинки еще не
кончились, и вечером праздник продолжится, с утра всех зовет работа. Со
второго дня дожинок считается новый год, а его с новым огнем встретить
надо. С вечера все очаги в селении погасили, золу через порог кинули,
развеяли по ветру. Перед рассветом хозяйки пошли на поле за новым огнем.
Нагребали в черепок горящих углей, отдаривали колдунов пирогом с вязигою.
Пирогов натащили гору, а вечером сами же и съедят. Вечером - главное
действо дожинок - поле на зиму почивать укладывают. А с утра - как ни крути
- работа.
Таши помогал заготавливать рыбу. Работа считается детской, но по
нынешним уловам - мужику впору справиться. Вот Таши на нее и поставили.
Женщины возле уреза воды потрошили рыбу, мыли, сливали в корчаги налимьи и
сомовьи молоки, разделывали тушки, и Таши таскал готовое наверх: нанизанные
на вертела жемчужные звенья севрюги, розовые, сочащиеся неяркой кровцой
пласты сомовины, связки мелкой рыбешки. Наверху дымно тлели смолистые
корневища и горькие осиновые плахи. Чумазый Муха распоряжался в коптильне.
Праздник - не праздник, а рыбы надо накоптить побольше. Хлеб в этом году
родился неважнецкий, трава повыгорела - значит, и на стадо надежда
невелика, грибов в дубравах вовсе нет. Правда, грибам еще и не время.
Сговорятся Кюлькас с Хоровом, пришлют теплых дождей, так мигом насыплет по
рощицам груздей и лисичек - только успевай ломать. А ну как не будет дождя?
Тогда вся надежда на рыбу.
Таши, не чувствуя тяжести, бегом взбирался на обрыв, обрушивая лавины
песка, скатывался к воде. Радостная сила переполняла его. Жаль было лишь
одного: Уники нет рядом, с утра ее забрал Ромар для каких-то своих
колдовских дел. Но ведь не на век забрал: вечером они непременно увидятся.
Ожидание наполняло душу жгучей дрожью, заставляло торопить время и
торопиться самому.
К полудню из селения принесли обед. Сегодня весь род ел дежень на
простокваше, затертый из нового еще не высушенного зерна. Хлебали дежень из
большущей лепной миски, сидя кружком. Теплый ветер рябил воду на реке.
Вкусно пахло свежей рыбой. Хорошо было.
После обеда все, кто помоложе, полезли купаться, хотя вода была уже
по-осеннему холодна. Лишь двое сменщиков в коптильне продолжали
поддерживать огонь. Таши уже два года не купался на глазах у людей. Не мог
вынести любопытных взглядов, искоса кидаемых на его нагое тело. Неважно,
что с виду он точно такой же, как и прочие люди, но вдруг он все-таки
мангас? Бывает, что так просто мангаса от человека и не отличишь.
Сородичи всегда купались вместе, не разделяя мужчин и женщин и не
смущаясь человеческой наготой. На этот раз Таши тоже скинул одежду и
бросился в непривычно медленную и мутную воду. Теперь даже на середине
потока было видно, что река больна, но сейчас Таши мог думать только о
радостном. Единым духом он отмахал саженками до середины реки, чуток
полежал на воде, позволяя струям сносить себя вниз, и, словно проснувшись,
принялся выгребать против течения, чтобы выйти из воды там же, где входил.
Обычно пересилить реку оказывалось очень не просто, но сегодня Таши не
чувствовал усталости. На берег он выходил медленно, не торопясь, сгоняя
ладонями струйки с груди и боков. Как и прежде он чувствовал на себе
опасливые и нескромные взгляды, но отныне ему не было до них дела. Смотрите
сколько угодно, все равно ничего особенного не высмотрите.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20