Вперемешку, старшие и младшие с визгами, воплями и совсем уж нечленораздельными звуками, напоминавшими боевые кличи диких племён мумбо-юмбо, разом ринулись ко мне.
Но при этом всех опередила Танюшка. Не знаю, как это удалось мелкой девчонке, но она кинулась мне на шею - косички вразлёт - словно настоящий рысёнок, таким прыжком, что заставил бы удавиться от зависти всех тренеров по лёгкой атлетике.
Я подхватил её в воздухе, закружил, прижимая к себе. Пусть я биоморф. Пусть в моих жилах, кроме крови, течёт и ещё нечто, не имеющее названия (и которое я не желаю знать), но сейчас на мне висит моя маленькая сестрёнка, захлебываясь счастливым плачем, и я знаю, что я - человек.
Миг спустя на меня набросились все остальные, и получилась настоящая куча-мала, в которую, забыв о солидности наследника фамильных предприятий, бросился даже Георгий.
Наверное, это было поопаснее вылазки на Шестую бастионную, потому что мне сейчас всерьёз грозило оказаться задушенным в радостных объятиях. Кто-то таскал меня за уши, кто-то пытался дёрнуть за коротко остриженные волосы, Лена со Светой повисли на плечах, целуя в обе щёки; обе сестры при этом уже ревели в голос. Лариосик запрыгнул мне на спину, по нему норовил забраться ещё выше Сашка; а потом у меня просто подкосились ноги.
Короче, разбирать нашу кучу-малу пришлось родителям. Кое-как они оттащили от меня всех, кроме Танюшки, вцепившейся в меня крепче, чем детёныш лемура - в свою висящую вниз головой мамочку.
Очень долго никто так и не смог выговорить ничего более-менее связного. Мама тоже расплакалась, бледный папа что-то бормотал про «высшие интересы нашего освобождения», но его никто не слушал.
И немало времени прошло, когда все, наконец, более-менее поуспокоились, рассевшись по низким диванам в каминном зале. Танька так и висела на мне, явно не собираясь слезать. Остальные тоже примостились как можно ближе.
Папа было откашлялся, но мама решительно взяла инициативу на себя:
- Дети, Руслан поступил на имперскую службу, потому что...
- Да мам, что мы, маленькие! - стараясь говорить солидным баском, перебил её Лариосик. - Ясно и так. Он - разведчик, верно?
Ох, ну что ж это за конспирация, мелькнуло в голове. Перед мелкими детишками, малышнёй несознательной... Мама кивнула:
- Так было нужно. Мы с папой можем только молиться, чтобы вы простили бы нас. И нас, и Руслана.
- Я знала, я знала! - вырвалось у Светы. - Я подозревала...
- И я, я тоже! - не отстала от сестры Лена.
- А я и не подозревал, я и вовсе всегда знал! - Георгий отчаянно пытался соблюсти солидность. - Пап, так ведь, конечно же, надо немедленно вернуть Русу его долю в...
- Нет, Герка, - я поднял руку. - Ничего менять не надо. Всё должно оставаться как было. Маскировка есть маскировка. Да и то сказать - я в бизнесе всё равно ничего не понимаю.
- Ничего не всё равно! - упрямо набычился брат. - Чтобы я... поперёк тебя... мне, значит, семейные деньги - а тебе?.. Кота, как в сказке?
- Вот кончится война, всё и поделите по-братски, - напустилась на Георгия мама. - Случиться может всё, что угодно, так что перестань загадывать! Дурная примета, сам знаешь.
- Какие ж у православного человека приметы, кроме погодных?! - вознегодовала Лена, самая убеждённая из всех нас.
- Ох, прости, прости, это я от радости заговариваюсь...
...Ещё не скоро в эту ночь удалось в конце концов утихомирить и отправить по постелям младших. Остались я, Георгий и Света с Леной. Лариосика, несмотря на его отчаянные протесты, отправили конвоировать мелких в спальни.
И опять мама с папой рассказывали, под дружные охи и ахи сестёр. Георгий глазел на меня, полуоткрыв рот, и, похоже, отчаянно завидовал. Я подсел, положил брату руку на плечо:
- Не переживай. Сейчас тут у нас самих выйдет славная заварушка.
- Мы готовы! - хором выпалили сестры.
- Готовы они, вертихвостки! - проворчал папа. - Ваше дело - дома оставаться и за младшими смотреть. Георгию тоже нечего лезть...
- Папа! - Герка возмутился чуть ли не до слёз.
- А что «папа»? Что «папа»? Это мне уже умирать можно - вас всех родил, в люди старших вывел, дело основал, развил, кое-что на чёрный день скопил. А тебе - за ними всеми смотреть, девчонок замуж выдавать, о приданом беспокоиться.
Георгий покраснел до ушей и опустил голову. Наверняка давал себе страшную клятву во что бы то ни стало сбежать «на фронт», где бы этот фронт ни проходил.
- Нет, Гера, даже и не думай, - уже мягче проговорил отец, закуривая трубку. - Ты думаешь, мы тебя затираем, славы и подвигов не даём? Так ведь в бою под пули сунуться - дело нехитрое. Пуля - она дура, сама тебя найдёт. А вот сохранить холодную голову, выжить, несмотря ни на что, - здесь-то и нужны настоящие смелость с твёрдостью. Знаешь же, как говорят: на миру, мол, и смерть красна? А если нужна не смерть, а победа? Нет уж, мне надо знать, что есть у нас неприкосновенный боевой запас - ты. Который в дело пойдёт, когда уже окончательно всё станет ясно - где надо бить и куда. Тебе, мой дорогой, самое трудное предстоит. Ждать, когда хочется карабин наперевес - и вперёд. Ан нельзя. Понимаешь меня?..
- Понимаю, - проворчал Георгий, поднимая голову. Глаза у него подозрительно поблёскивали. - А всё-таки лучше б нам вместе...
- Не зарекайся, - напомнила мама. - Если Дариана Дарк устроит тут заварушку и вмешаются имперцы - все к амбразурам ляжем.
- Я тоже стрелять умею! - занервничала Лена. - Нас что же, всех в няньки-мамки?..
- Старые да бесплодные, - тяжело усмехнулась мать, процитировав древний классический роман, - нынче роду не нужны. Я, Леночка, думаю, что стреляю не хуже тебя. Опыт, так сказать, имею. Настоящий, не в тире.
- Мам! Ну нечестно так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25