Значит...
- Сонечка, что-то щетина повылазила, колется, сил нет. Как бы мне побриться.
- Сейчас я вас побрею. Какой бритвой предпочитаете, электрической или безопасной?
- Безопасной, - прокрутив в голове еще один вариант, ответил я. - Только предпочитаю бриться сам.
Я привстал, собираясь идти в туалетную комнату.
- Ни в коем случае, побреетесь лежа.
- Но, Сонечка, я еще кое-куда хочу.
- Я все принесу в кровать.
- Я не смогу, не получится.
- Но раньше же получалось.
- Я же был трупом, без сознания.
- Даже не знаю, может, я выйду? Хотя мне и выходить-то нельзя. Я сейчас спрошу.
По селектору она вызвала дежурного врача.
- Чего там у тебя? - недовольно спросил хирург.
- Самуил Исаакович, у нас появилась проблема. Константин Иванович захотел в туалет.
- Что же, прикажешь мне подержать его над горшком? Дай ему судно и пусть справляется по-детски.
- Он не может при мне.
- А я вообще в судно не могу.
- Ладно, откати его в туалет и посади на унитаз, но смотри, если что случится, то... ты меня знаешь. Из палаты не выходи.
- Хорошо.
Торжественно, как генерала на параде, меня повезли в сортир. Я лежал серьезный и значительный, сознавая важность предстоящей мне миссии. Усадив меня на стульчак, Соня удалилась. Я защелкнул задвижку, намылил ноги и принялся ожесточенно сбривать шерсть.
- Что-то вы долго, - через пару минут забеспокоилась медсестричка.
- Будешь тут долго, - недовольно отозвался я, принимаясь за бритье физиономии.
Спустив воду, я открыл дверь и позволил ей войти.
- Вы что, успели побриться? Нельзя же...
- Все можно, если это не запрещено статьей закона. Голубушка, доставь мое бренное тело на место.
- Ну что там у вас? - захрипел селектор.
- Все нормально, он испражнился, - гордо ответила Соня.
- Ага, Самуил Исаакович, отлично, - бодро заверил я. - Стул - пальчики оближешь!
- Вот лежите и облизывайте, - хрюкнул селектор, отключаясь.
- Ну вот, дитя мое, похоже, нам с тобой предстоит долгое пребывание в этих стенах.
- Так нужно.
- Где ты намерена спать? Второй кровати я не вижу.
- Попозже я немного подремлю в кресле, когда шеф уснет.
- Конечно, еще не вечер. А вот я устал. Дай мне снотворного.
- Да, вам нужен покой. Вам таблетки или укол?
- Лучше укол. От таблеток толку мало.
- Не говорите так. У нас есть препараты активного действия. Очень дорогие. Вот, например, морферон. Две таблетки, и через пять-десять минут вы в полном улете, не разбудишь пушкой.
Перед моим носом она потрясла полупрозрачным пузырьком с очень нужным мне лекарством. Я протянул руку.
- Осторожнее, не рассыпьте.
Я понюхал розовые горошины драже и, с отвращением возвращая, выронил пару штук. Незамеченные, они закатились под покрывало.
- Нет, вонючие больно!
- Да вы что? Они вообще безвкусные.
- Не хочу, давай укол.
- Как хотите. - Она сломала ампулу, жадно всосав ее содержимое хищной иглой одноразового шприца. - Подставляйте ягодицу и готовьтесь часов на шесть уплыть в кайф.
- Отлично, Сонечка. Но сначала давай пожрать.
На столе-каталке она разложила несколько разновидностей каш, которые я не терплю с детства.
- Вам масла побольше? Молоко согреть?
- Молоко оставь, а кашу убери с глаз долой
- Но что же вам?
- Чего-нибудь остренького, национального.
- Вам нельзя.
- А я хочу, соедините с врачом.
- Самуил Исаакович, он просит поесть.
- Пусть лопает.
- Но он просит острого, соленого.
- Значит, все нормально, выздоравливает. Дай зернистой икры, только немного, граммов сто, можно пару ломтиков мяса.
- Все сделаю.
Дурочка, она пошла к холодильнику, а я бросил в стакан молока две уже раздавленные таблетки снотворного, с тревогой ожидая окончания процесса их полного растворения. В хрустальных вазочках она приволокла икру и красную рыбу.
- Приятного аппетита, вам это разрешили.
- А что разрешено вам?
- Н-не знаю. Мы питаемся в нашем кафе внизу.
- А я хочу, чтобы вы составили мне компанию.
- У нас не принято.
- А я хочу, иначе я разнервничаюсь, и у меня заболит голова. Ну! Или я пожалуюсь на вас.
- Хорошо, сейчас что-нибудь принесу себе.
- Не нужно, здесь все есть, угощайтесь. Придвинув кресло, она потянулась за вазочкой с рыбой.
- Руки!
- Что? - удивленно зашлепала она накладными ресницами, ничего еще не понимая.
- Руки прочь! Уберите руки от еды больного.
- Но вы же сами... Вы же сказали. - Она была готова разреветься.
- Конечно сказал, - проворчал я, смягчаясь, - но я хотел, чтобы вы съели предназначенную мне кашу и молоко.
- Я их не люблю с детского сада.
- Я тоже. Но тем не менее ты заставляла меня их съесть. Теперь лопай сама, чтоб неповадно было. А если откажешься, то у меня поднимется давление и я пожалуюсь твоему врачу.
- Ладно, съем вашу кашу. Но я была о вас лучшего мнения.
- И выпьете молоко. Мне кажется, оно улучшает пищеварение.
Залпом она опрокинула сонное молоко и пододвинула тарелку с геркулесом.
Я с видимым удовольствием конструировал крохотные затейливые бутерброды и проглатывал их один за другим, наблюдая за действием моего снадобья. Через пять минут она зевнула. В первый раз. Второй раз ее челюсть открылась до самого желудка. Наконец, ложка выпала у нее из рук, измазав мой халат серой клейкой кашей.
Подождав еще несколько минут, я слез с кушетки, заголил Сонечкину задницу, аккуратно смазал спиртом верхнюю треть ягодицы и с удовольствием всадил в нее добрую половину иглы. Послушный поршень добросовестно закачал в мою сестричку пять кубиков дефицитного снотворного. (Прости, друг Подвойко, но иначе я не мог.)
Бережно раздев беззащитную мою сиделку, я осторожно перенес ее на свое место, тщательно укутав в простыню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47