Самым примечательным в ней были напольные часы с дарственной надписью, из которой следовало, что золотопромышленник Степанов вручает сей скромный дар городу в день его столетия.
- Это сколько же лет вашему городу? - спросил я сопровождавшую нас девицу,
- Больше двухсот, - гордо ответила она, словно прожила в нем всю жизнь.
- А как же эта реликвия здесь оказалась?
- Э-э-э, не знаю, наверное, дядя купил. Он много разного барахла купил. Зачем - я не знаю, а он говорит - тебе, Дарина, этого не понять. Совсем, что ли, я глупая?
- А не боитесь, что часы могут украсть?
- Э-э-э, кому они нужны? И кто их отсюда вытащит?
- Да хоть бы их действительно отсюда убрали, - поддержал ее Мамай, - У них, наверное, такой бой, что на другом конце города слыхать. Как нам спать прикажешь?
- Э-э-э, за это не волнуйтесь, бой у них отключили.
- Ну, тогда я против них ничего не имею, - успокоился Толик и начал снимать штаны. - Тысяча извинений, мадам, но мне нужно переодеться.
- Тогда я пошла, если что-то будет нужно, пользуйтесь домофоном.
Она ушла, а я принялся с интересом разглядывать часы и прочий антиквариат, которым был болен хозяин гостиницы. Мамай без штанов, но в рубашке нерешительно топтался посреди номера.
- Если ты вообразил себя Мисс-98, а этот номер подиумом, то ты немного перебрал, дружище. Мне не доставляет никакого удовольствия смотреть на твою жирную задницу.
- Я вот думаю: как нам лучше быть? То ли сначала помыться, а потом сходить в кабак, то ли сначала сходить в кабак, а только потом помыться.
- Думаю, что в первом варианте заложено большее зерно рациональности, потому что во втором случае мы будем мыться в какой-нибудь луже.
- Не скажи, мы можем просто покушать, а водку с закуской взять с собой в номер. Подумай, сейчас уже девять часов, а мы с утра, кроме кантемировского силоса, ничегошеньки не ели. Так и желудок испортить недолго, язву какую-нибудь нажить.
- Уговорил, - согласился я с его вескими доводами, - пойдем, только поскорее, пока там черти на барабанах не заскакали.
- Котяра, - он как-то странно на меня посмотрел, словно не решаясь сказать что-то очень важное, - извини, что повторяюсь. У тебя не появилось чувство тревоги?
- Нет. Успокойся, просто тебя колотит похмельный синдром. А чувство опасности у меня развито очень хорошо.
Ужинали мы чуть больше часа, и когда вернулись в номер, то маленькая стрелка антикварных ходиков еще не подошла к одиннадцати. Как я предполагал, Мамаев лезть первым под душ отказался наотрез. Только после меня, да и то с большим скандалом мне удалось загнать его под живительные, отрезвляющие струи. Минут через пять он уже сам с удовольствием похрюкивал и приплясывал.
- Котяра, ты был абсолютно прав, называя меня круглым засранцем. Я прошу у тебя прощения. Иди сюда и потри мне спинку.
- И давно в тебе проснулись гомосексуальные наклонности?
- Я на полном серьезе, сам-то я по причине полноты дотянуться до нее не могу, а там что-то чешется.
- Приедешь домой, там тебе супруга почешет. Чем я тебе ее потру, носком, что ли?
- Ага, я всегда в командировках так делаю
- Достал ты меня, толстый педераст, - входя в ванную, ругнулся я. - Где носок?
- А вот он, только дверь закрой, холодом несет, простудиться можно.
- Какие мы нежные! - закрывая дверь, проворчал я. - Поворачивайся задницей, красный террор пришел!
- Ты мне меж лопаток поскреби, меж лопаток, там у меня чешется. Я тебе по...
Что он мне "по...", я так и не понял, потому что что-то тупое и огромное лопнуло в моей голове и меня не стало.
Я полулежал на чем-то мягком и удобном. Мимо носились какие-то совершенно незнакомые люди в милицейской форме и белых халатах. Один из них, склонившись надо мной, водил перед самым носом пальцем, наверное проверяя, не сдох ли я, а если нет, то когда сдохну. Люди суетились, размахивали руками и о чем-то горячо спорили, только вот их голосов я абсолютно не слышал. Наверное, случилось что-то из ряда вон выходящее, если собралось столько народу.
А что, собственно, случилось? Мы поселились в гостинице. Сходили в ресторан, а потом я Мамаеву тер спину, а потом... Что было лотом? Кажется, меня кто-то ударил. Но кто? Неужели Мамай? Абсурд, не иначе, я чокнулся.
Видно, мое огорченное лицо чем-то не понравилось человеку в белом, потому что он, невзирая на мой слабый протест, всобачил мне укол, которого я не почувствовал.
Потом меня куда-то несли, везли, раздевали, и все это происходило в удивительной, непривычной тишине. А немного погодя наступило полное блаженство глубокого покоя и сна. Наверное, такие наркотики вкалывают в раю, успел подумать я, уходя в розовый туман небытия.
Белый потолок и никель кроватных стоек, белизну простыней и характерный запах больницы при пробуждении я воспринял спокойно. Видимо, какой-то сектор моего крохотного мозга даже во сне продолжал работать. То есть я вспомнил абсолютно все, вплоть до хлопка в моей голове.
Заранее опасаясь боли, я медленно повернул голову. На второй койке у противоположной стены сидел Мамай и с тревогой наблюдал за моими робкими телодвижениями. Кажется, он пострадал меньше моего. Хотя цветущим его вид назвать было нельзя, но он сидел! Интересно, как работает его слуховой аппарат? Если он, как и я, его потерял, то дело дрянь.
- Чего уставился? - громко спросил я, с удовлетворением отмечая, что слышу сам себя, хоть плохо, но слышу.
- Жду, когда ты скажешь мне спасибо, - глухо, как сквозь вату, ответил он.
- За что?
- За то, что позвал тебя потереть мне спину. Если бы не эта добрая русская традиция, то пришлось бы мне отклеивать тебя от стен.
- Свинья ты бессовестная, да если бы я на пинках не загнал тебя под душ, нас бы обоих отклеивали санитары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48