Другими судами командовали вечно ухмыляющийся Медуза, уступающий в
тщеславии и самомнении разве только богу зла; смуглый Сидонец, никогда не
бывший в Сидоне; старый, сварливый Скорпион, прославившийся своим нюхом на
шторм; веселый и хитроумный Плут, способный обсчитать любого купца, и,
наконец, полулегендарная личность по кличке Шартар-Дубина. Этот кормчий
обычно замыкал своим кораблем караваны судов: так он был менее безобиден,
ибо во главе флотилии он озабывал обо всем не свете, несся вперед, не
разбирая мелей и рифов. Непрошибаемый тугодум, он считал себя очень
хитрым. Его знаменитый смех, похожий на ослиный рев, знали во многих
гаванях, вплоть до Индии. Во всем остальном Шартар - обыкновенный кормчий,
умеющий торговать, командовать, махать кулаками и вымогать подарки у
экипажа.
У египетских пристаней столпились сотни египетских унирем, боевых
галер конвоя, арабских парусников и рыбачьих баркасов. Вся эта армада с
открытием навигации устремлялась на юг. Многие отсеивались в портах
Западной Аравии, где торговали с сабеями, минеями и безвестными дикарями,
приходившими из пустыни к берегу моря со всем своим скотом и скарбом. А
часть устремлялась на финикийско-арабскую Сокотру. Самые крупные и
оснащенные суда под бдительной охраной военных галер, не задерживаясь
подолгу в гостеприимных гаванях Аравии, шли под парусами и на веслах
дальше, в Пунт - экзотическую страну древних.
Постепенно пристани заполнила праздничная толпа. Жрецы вскарабкались
по сходням и разожгли на кормовых жертвенниках огни, умилостивляющие богов
стихии. Куски мяса шипели и брызгали растопленным жиром.
Едкая струя дыма заставила Астарта переменить место. Он подошел к
борту. По легким, гнущимся сходням поднимались матросы, Агенор, Меред.
Кто-то запоздало протрубил в сигнальный рог, призывая мореходов, купцов и
солдат взойти на свои корабли. К флагману подошел Альбатрос в
сопровождении помощников, телохранителей, мореходов. В их числе - Ахтой,
он приветствовал Астарта поднятием руки. Все люди Альбатроса были в
нарядных белых одеждах, Ораз - лиловом пурпуре, таком ярком, что резало
глаза. Чернобородые мореходы не спеша, деловито поднимались по сходням.
На пристани толпились финикиянки - молодые и старые. И у каждой в
руках по дорогому стеклянному флакону, в которые они будут собирать свои
слезы - таков старый ханаанский обычай. И когда мореходы вернутся из
дальнего плавания, им прежде всего покажут наполненные слезами флаконы как
свидетельство женской любви и верности.
У трапа триремы громко зарыдала женщина в окружении доброй дюжины
чумазых детей. Пожилой, крепко сбитый матрос неловко обнимал их всех,
потом вспылил, грозно прикрикнул, и женщина замолчала, глотая слезы.
Чей-то малыш взобрался на палубу галеры и громко звал отца.
Повар Фага, увешанный корзинами, горшками, свертками из пальмовых и
банановых листьев, смело ступил на раскачивающийся трап, но не удержался и
с шумом свалился в воду. Брызги окатили стоявших на краю причала. Несмотря
на серьезность момента, грянул дружный хохот.
Фага уцепился за протянутую руку Эреда и перевалил через борт,
мокрый, сердитый.
- Почему не отчаливаем?
- Твое брюхо ждали, - ответил ему старшина гребцов Рутуб.
Корабельный повар тотчас исчез: боялся рутубовской зловещей ухмылки.
Меред была грустна. Ее египетские, как у Исиды, искрящиеся
таинственной силой глаза по-очереди останавливались на каждом.
- Мекал, мальчик, подойди к борту, попрощайся же с ней, - мягко
сказала она.
Юный мореход, робкий и стыдливый, словно юноша из легенды о пареньке
с таким же именем, покраснел от смущения, но все же подошел к самому
борту. Плачущая черноволосая финикиянка, юная, как и он, через силу
улыбнулась ему.
Басовито прозвучал сигнальный рог.
- Вот и все, - тихо сказала Меред.
- Прощай, госпожа, - с чувством произнес бородатый Саркатр и,
склонившись, поцеловал край ее шелкового покрывала.
К Меред подходили все и прощались как с давно знакомым дорогими
человеком. У Астарта сжалось сердце. "Как он может оставить ее одну среди
чуждых ей хананеев?.." Рутуб, Астарим, Абибал, Мекал... - все поцеловали
край ее одежды.
Меред сама подошла к мрачному тирянину:
- Я буду молиться за вас обоих...
На триреме Альбатроса уже убирали сходни. Меред прильнула к груди
мужа. Странно было видеть ее плачущей. Мореходы хмурились и отводили
взоры.
- Я буду тебя ждать хоть всю жизнь, - сказал женщина, вглядываясь в
его лицо, будто стараясь запомнить, - боги отняли у нас счастье, но лишить
нас друг друга...
- Вот увидишь, судьба и боги будут к нам благосклонны, - мягко
произнес Агенор.
Он сам помог Меред сойти на причал.
- Отча-аливай! - прозвучало с флагмана.
Корабли оттолкнулись шестами, гибкие тонкие весла вспороли волну.
- Что бы ни случилось, буду ждать! - крикнула юная финикиянка.
- Сагути!
- Фага, радость моя...
Корабли подняли паруса.
У самого края причала долго была видна неподвижная фигурка в белом.
Ветер бросал на нее брызги с весел проходивших мимо кораблей.
- Ей здесь будет не сладко, - произнес Астарт, он стоял за спиной
Агенора.
- Я велел ей перебраться в Навктратис, - не оборачиваясь, - ответил
кормчий, - греки Египта не так нетерпимы к чужому цвету кожи и к чужим
богам.

36. КРАСНОЕ МОРЕ
- Это море похоже на большое корыто, - рассказывал кормчий, - если на
юге прилив, то на севере отлив, а здесь, в самом центре, - ни прилива, ни
отлива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92