"Тебе дана жизнь, - думал монах, слушая астролога, - разве я могу дать тебе больше?" Эти мысли лились и потоком очищали астролога, и он ушел из государства, а Падишах остался без придворного кудесника.
Томас поднялся, сложил руки, и, потерев кисти рук друг о друга, положил еще горячие руки на холодный камень - по второму этажу здания шел балкон, и его холодные каменные перила хранили в себе топот множества ног, выкрики, приглушенные голоса и магические мысли. Томас привез этот монастырь в разобранном виде из дальних стран и устроил напротив дома монарха, когда они еще были друзьями.
С тех пор прошло много лет. Томас высох, и взгляд его изменился - в нем не было той горячности юности, которая притягивает нас, но так же спокойно может оттолкнуть или отпустить; а появился блеск магнита холодного магнита, который тянет тебя, где бы ты ни была.
Я долго не могла понять, почему я любила этого человека. Иногда мне казалось, что люди рождаются уже женатыми или замужними, и у них есть только один человек, за которого они могут пойти замуж или жениться. Он не был суперменом. Я видела многих мужчин - они были сильны, красивы, многие - умны, но ни с одним из них мне не было так спокойно, как с Томасом. Он был как стена, как дом, я не чувствовала ничего, когда с ним нахожусь, он был весь - я.
Впрочем, я увлеклась. Воспоминания отвратительны тем, что сбываются. Глава называется "Сарина", и продолжим о Сарине.
Она была высока и худа, как худы все девушки в восемнадцать лет - это у них называется стройностью, но на сколько ниже Томаса - не знаю. Они никогда не вставали рядом, и в какие бы ни попадали передряги, всегда оказывалось так, что Томас сидел, а Сарина, предположим, стояла и качала рукой над рекой, распугивая лягушек (в сцене после костра), или лежала, когда была больна, а он мчался к Есею - беда в том, что роман уже сложился у меня в голове, и мне скучно рассказывать его заново, но я поднапрягусь и попробую - недаром столько лет занималась в монастыре. Правда, настоящие монахи могут сказать, что монастырь у меня не настоящий, а игрушечный, на что я могу добавить, что ничего в мире нет игрушечного, что, впрочем, не мешает из любого предмета сделать игрушку или оружие. Я пишу для размышлений, и следующую главу начну, с чего начала - "Томас стоял на балконе, на втором этаже, и его длинные (до плеча) волосы раздувал легкий ночной ветер - даже не ветер, а шевеление можжевельников и кипарисов в ночи..."
2. ТОМАС
Сарина родилась счастливой, и это отразилось на ее внешности. У нее были длинные руки, ноги и стройное - даже по тем временам - туловище. Спокойные волосы распущены по плечам и спускаются ниже лопаток. Взгляд выражает волю и еще что-то. На этом "что-то" остановимся подробнее. Где бы Сарина ни была, она повсюду чувствовала покровительство своего отца. Народ не боялся ее, но словно невидимый щит прикрывал девушку от несчастий и напастей. У нее не было друзей, как у всякой будущей королевы - а, судя по всему, она стала бы королевой - в те времена так все перепуталось, что непонятно было, то ли монархия царит в стране, то ли чей-нибудь престол, то ли вообще невиданная никому власть - не в обиду будь сказано, народ и в те времена не очень разбирался во власти, и больше интересовался властью желудка, чем других людей. Поэтому монархи (шахи, падишахи, адмиралы) жили как бы сами по себе, а народ - сам по себе. Сарину уважали, но не боялись, привечали, но не любили. Как дерево вырастает в пустыне без воды, пользуясь крохами влаги, зажатой в почве, и не знает благотворного влияния дождя, так Сарина росла в доме Падишаха, пользуясь остатками любви, которую он мог ей предложить. Ее мать умерла год назад, а до этого мирилась с положением женщины, которую не любят, и которая вынуждена завести себе любовника, чтобы не оставаться одной. Если бы не покровительство ее отца - Тьму-Таракана, наследного шаха, который правил в соседней империи, то дела с любовниками не прошли бы даром - Падишах взял ее из дома отца в пятнадцать лет, а теперь Сарине уже - девятнадцать (скоро), и не ясно, чем эта история закончится. Падишах сто раз клял себя - зачем женился на этой женщине! Хоть бы один сын! Хоть бы маленький - сам бы воспитал!.. Но обычай запрещал взять приемыша, и царствовать надлежало Сарине. Скрипя сердцем и зубами, Падишах обучал ее трем заповедям власти: "Правильно клади руку на скипетр", "Вставай рано утром", "Имей армию, даже если тебе ничто не угрожает". Сарина слушала равнодушно, и Падишах подозревал, что в голове у нее платья и дружки.
С некоторых пор Сарина приблизила к себе трех мужчин: вислоухого Садая - он всегда ходил в колпаке с "ушами" и смешил Сарину, кувыркаясь через голову; длинного Колю - этот всегда молчал, когда ей не хотелось говорить, и Амана. Аман был толстенький и походкой напоминал папу Падишаха. Чтоб они не скучали, Сарина добавила в компанию двух девушек смешливую смуглую Глору и синеокую Клару. Клара и Глора были влюблены в Колю и Садая, а Аман смешил всех четверых - Сарина никогда не смеялась.
Вот и сейчас Клара сидела на подоконнике, оборотившись к свету так, что из комнаты были видны ее волосы, разделенные на две пряди и скрученные в немыслимых сочетаниях на затылке и макушке, а само лицо - с тонкими яркими губами и синими глазами, было скрыто от глаз Сарины. Сарина сидела, развалясь на диване, а Глора заплетала косу, одновременно гладя ногой таксу по спине. Глора сняла туфлю, и туфля лежала рядом с таксой, слегка сверкая бисеринками, которыми была вышита. Такса грызла деревянную, выточенную из твердого дерева, игрушку - маленький мальчик держит в руках овечку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15