Эт
о для неба месяц был не гож да прошломесячной, а для нас дак очень даже све
тел.
Светило не с неба на землю, а с земли до неба, и така была светлая ясность, чт
о всю дорогу встречали, провожали с музыкой и пели: «Светит месяц».
Только вот месяц на небе в холоду держался да ветром обдувался, а здесь на
земле тухнуть стал Ц и погас.
В хозяйстве все в дело идет. На том месяце наши хозяйки блины пекут. Как ск
овородка месяц и великоват, ну да большому куску рот радуется.
В гости приходи Ц блинами угостим: блины-то каждый с месяц ростом, поешь
Ц верить станешь.

Лунны бабы

Доняла меня баба руганью. И не пей, и не пой, и работай молчком. Ну, как это не
петь, как молчать? У меня и рот зарастет. Работа с песней скорей идет, а разг
овором от иного дела и отговориться можно.
Тут скочила мне в память стара говоря. Попал дедка в рай, бабка в ад Ц и рад
ы оба, что не вместе.
Ну, куда ни на есть, да надо от бабы подальше. И придумал убежать на луну. Отт
уда и за домом и за бабой присматривать буду.
Для проезда на луну думал баню приспособить, да велика. Обернуться не во ч
то было.
А лететь-то надо паром. Я самоваров пару к себе приладил: один спереду, дру
гой сзаду. Взял запас уголья, взял запас хлеба, другого прочего, чего надо.

Взял бабкину ватну юбку Ц широченна така, к подолу юбки парусину пришил.
Верх у юбки накрепко связал и перевернул. В юбке дыру проделал, в дыру банн
о окошко вставил. Окошко взял у старой бани, нову портить посовестился.
В ватной юбке сижу, парусиной накрылся, самовары наставил. Самовары заки
пели. Паром юбка да парусина надулись и вызнялись. И понесло меня изо дня в
день, изо дня в день, да скрозь ночь полетел!
Стукнулся на луну, в мягко место попал и не разбился. Угодил в деревню обли
ком на манер нашей Уймы. Из ватной юбки не вылезаю, только в окошко гляжу, к
ак на луне живут? Гляжу да место для своего жилья выбираю.
Вижу, из белого дому на белой двор зелена баба лунна выскочила, морда у баб
ы злюшша, зубы острюшши. Гонит баба мужика, что-то ругательно кричит, мужи
ка колошматит то с маху, то наотмашь!
И скорехонько измочалила, видать Ц дело привышно. Хватила зеленая гребе
нь редкой, вычесала мужика буди лен. За пряжу села, опосля и за тканье взял
ась Ц соткала лоскутну помене фартука и на зад нацепила Ц мужниной пам
ятью утешаться и для обозначения, что, мол, вдова и взамуж охоча.
Я тихим шагом, Ц в юбке да с двумя самоварами не пора-то заторопишься! Ц
да так тихим шагом по луне пошел житье да былье глядеть. Холодно там, все б
ело, только бабы лунные от злости зелены, да это и отсюдова видать.
Смотрю, бабы на мужиках землю пашут, на мужиках сидят да хворостиной подг
оняют. Дошел до гумна, а там хлеб молотят и опять-таки мужиками. Держит баб
а мужика за руки али за голову, над своей головой размахнет да как цепом и
вдарит. Бабы норовят молотить мягким местом, а мужики норовят пятками ст
укнуть.
Худо мужиково житье на луне! Правов у мужиков никаких нету. Жонки над ними
выхаживаются, как придумают. Мужиков в щепы шшиплют, из мужиков веретено
точат. С мужиков лыко дерут. Лунны бабы быкову трубу плетут. Уж длинную вып
лели, хотят ишшо длинней выплести, а для этого виновных мужиков надо изве
сти. Как выплетут до большого конца, так на землю нашим бабам прокричать х
отят лунны жонки, как над мужиками верх взять, мужиков в смирность привес
ти и чтобы по бабьей указке все делали и по бабьей дудке плясали.
Я решил, что для нас это не подходяшшо, и на луне я жить расхотел.
Гляжу Ц лунны жонки гулянкой идут, и у всякой на заду да на переду навешан
ы лоскутины из мужиков тканые, да не по одному Ц по пять да по десять виси
т. Жонкам и тепло, и нарядно, а каково мужикам?
Увидали меня лунны бабы зелены и заподскакивали и завывертывались. То кр
углы, как месяц полнолунной, то тонехоньки обернутся, как месяц на ущербе.
Это меня подманивают, то толстостью, то тонкостью пондравиться хотят. А м
еня от них в оторопь бросат, лихорадкой трясет.
Я маленькими шагами ушагиваю от лунных баб подале, из самоварных труб ис
крами сыплю, подступу не даю.
Вижу, лунны жонки, зелены рожи, каку-то машину ко мне прут. Жернова в разны с
тороны поворачиваются. К жерновам мельничьи розмахи прилажены. Розмахи,
как руки, размахались, меня зацепить норовят.
Кабы не самовары, тут и конец бы мой пришел. Молодцы самовары! Как раз впор
у закипели. Я самоварной кран из юбки высунул, на лунных баб кипятком прыс
нул. Да круто повернулся, меня на землю в обратный ход понесло.
Только успел заприметить, что зеленые жонки от теплой воды осели и присе
ли. Видел, как лунны мужики на лунных баб уздечки накинули, сели да поехали
поле пахать да всяку первоочередну работу справлять.
Меня несет, меня несет! Из ночи в ночь, из ночи в ночь! Домой прилетел как раз
поутру.
Тут меня ждут. Чиновники думают, не привез ли золота, руки ловчат отнять. П
оп ждет, чтобы узнать, на котором я небе был? И ему все обсказал, пока помню.
Ждут полицейски урядники, чтобы арестовать да оштрафовать.
Ждут, на дороге и место налажено, приманкой стакан водки да огурец с селед
кой положены. Моя жона окошки в избе настежь отворила, мне на лету и видно,
что она напекла, наварила, а водки четвертна на столе.
Народушку сбежалось меня глядеть множество, от народу темно кругом. Гляд
ят во все глаза, как увернуться? А увернуться беспременно надобно. Меня за
толкают, из ума вышибут, от полицейского допросу, от поповского расспрос
у, коли жив останусь, то в суд поведут, под штраф подведут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120