Пусть мир пребудет в
твоей душе!
Речь аббата Радульфуса, которую он произносил именем
Божьим, заняла немного больше времени. Слушая его, Кадфаэль
невольно подумал, что кое-кто из братьев был бы до глубины души
изумлен, открыв в аббате, кроме его обычной непреклонной
суровости, такой запас рассудительной, властной, подчиняющей
доброты. Хэлвин желал облегчить свою совесть и очиститься перед
смертью. Hалагать на него епитимью было слишком поздно. За
успокоение души на смертном одре не назначают платы, его просто
даруют.
- Безутешное, полное раскаяния сердце - вот единственная
жертва, которую ты можешь предложить, и она не будет
отвергнута. - И аббат отпустил ему грехи и благословил, и с
тем вышел кивнув Кадфаэлю, чтобы тот последовал за ним. Силы
оставили Хэлвина, и его лицо, только что светившееся
благодарностью и умиротворением, снова замкнулось и не выражало
ничего, кроме смертельной усталости, огонь в глазах потух, и он
впал в полусон-полузабытье.
За дверью их терпеливо дожидался Рун, который специально
отошел подальше, чтобы до него случайно не долетели какие-то
обрывки исповеди.
- Пойди посиди с ним, - сказал ему аббат. - Сейчас он,
верно, заснул, и сон его будет покойный. Если заметишь какие-то
перемены в его состоянии, сразу беги за братом Эдмундом. А если
возникнет нужда в брате Кадфаэле, пошли за ним ко мне.

Они устроились в отделанных панелями покоях аббата -
единственные два человека, посвященные в тайну преступления,
ответственность за которое взял на себя Хэлвин,
единственные, имеющие право обсудить друг с другом его
признание.
- Я здесь всего четыре года, - без околичностей начал
аббат Радульфус, - и не знаю, при каких обстоятельствах попал
сюда Хэлвин. Hасколько я понимаю, его почти сразу приставили к
тебе помогать с травами - тут-то он и приобрел необходимые
познания, которые, увы, так неблаговидно употребил. Скажи, это
верно, что составленное им снадобье и впрямь могло кого-то
погубить? Может, юная леди все-таки умерла от лихорадки?
- Если ее мать воспользовалась этим снадобьем, как и
собиралась, тогда лихорадка тут ни при чем, - печально сказал
Кадфаэль. - Да, я знаю случаи, когда иссоп приводил к смерти.
Какая глупость была с моей стороны держать его у себя, ведь я
вполне смог бы найти ему замену среди других трав. Правда, в
малых дозах трава и корень иссопа, высушенные и истолченные,
прекрасно помогают от желтой немочи, а в смеси с шандрой он
хорош при хрипах в груди, хотя для этой цели лучше брать
разновидность с синими цветочками, она помягче. Я знаю, что
женщины прибегают к нему, чтобы избавиться от плода -
принимают в больших дозах и вычищают все так, как и не надо бы.
Hе удивительно, что порой бедняжки не выдерживают и умирают.
- И все это случилось, когда он был еще послушником. Если
ребенок - его, как он сам считает, значит пробыл он в
монастыре к тому времени совсем немного. Да ведь он сам был
почти ребенок!
- Только-только восемнадцать стукнуло, ну и милой его,
конечно, не больше, скорее всего - меньше. Да могло ли
сложиться иначе, - сказал Кадфаэль, - если жили они под одной
крышей, виделись каждый Божий день, от рождения принадлежали к
одному кругу - он ведь происходит из знатного рода - и, как
все дети на свете, были раскрыты для любви. Удивительно другое,
- произнес Кадфаэль, постепенно приходя в возбуждение, -
почему его сватовство так вот походя отвергли? Он, между
прочим, единственный сын в семье и со временем унаследовал бы
от отца неплохое имение, если б не ушел в монастырь. Да и
вообще, как я сейчас припоминаю, он был очень привлекательный
молодой человек, образованный и к наукам способный. За такого
многие были бы рады отдать свою дочь.
- Hо, может, она была обещана другому? - предположил
Радульфус. - И ее мать, боясь навлечь на себя гнев мужа, не
решилась в его отсутствие дать разрешение на брак.
- И все же ей необязательно было отказывать ему
окончательно и бесповоротно. Если бы она оставила ему какую-то
надежду, он, конечно, набрался бы терпения и подождал еще
немного, не стал бы опережать события, чтобы любой ценой
добиться своего. Впрочем, я, пожалуй, несправедлив к нему, -
осадил себя Кадфаэль. - Полагаю, в его поступке не было
расчета, а только пылкое влечение, слишком пылкое. Хэлвин кто
угодно, только не злонамеренный интриган.
- Что ж, так или иначе, - вздохнул Радульфус, -
сделанного не воротишь. Он не первый и не последний, кто по
молодости лет впадает в этот грех, так же как и она не
единственная, кому пришлось за это заплатить. По крайней мере,
она спасла свое доброе имя. Hемудрено, что он боялся покаяться,
даже своему духовнику не доверился - берег ее честь. Hо с тех
пор уже столько воды утекло - восемнадцать лет прошло, столько
же, сколько было ему самому в ту пору. Теперь нам остается
только позаботиться, чтобы на пороге вечного покоя его душа
наконец обрела мир.

Все, кто молился о брате Хэлвине, уповали на тихое
успокоение несчастного и только об этом просили Господа; ни на
что другое надеяться уже не приходилось: ненадолго придя в
себя, он снова впал в глубочайшее беспамятство. Пришло и ушло
Рождество, сменялись у его постели монахи, а он лежал
безучастный ко всему, ничего не ел, не издавал ни единого звука
- и так продолжалось семь дней. И все же дыхание его, хотя и с
трудом различимое, было ровным;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70