И если в фарфоре наш могучий патриарх еще мог что-нибудь этакое мохнатое вставить, то слово «фаянс» повергло его в исступление, как если бы я ему предложил немедленно переталмудить все мысли Конфуция со свежекомандирского сразу же на старочухонский.Но справедливости ради следует отметить, что он тут же совершенно справился с собой и кивнул с пониманием, после чего он перевел свой взгляд на Бегемота. Тот, в добродушии своем, просиял и доложил нашему выдающемуся стратегу, что он будет разводить кроликов.— Кроликов?! — Казалось, папу нашего посетил шестикрылый серафим. — Кроликов?! — Он налился дурной венозной кровью — сейчас умрет. -… Каких кроликов?!— Рогатых! — хотел вставить я, чтобы перевести разговор в энтомологический или в крайнем случае в психологический пласт, но постеснялся, тем более что Бегемот сказал: «Домашних».Что было потом, описать не берусь.Вернее, опишу, конечно, но боюсь, красот метафорических не хватит.Очень бледно все выглядело следующим образом: наш славный дед схватился за собственные щеки и застонал, а потом зарычал, завизжал, закривлялся.— Боевые офицеры! — верещал он. — Выращивают кроликов! Почему?! Почему я не умер на сносях! При родах! В зародыше!Больше я ничего не помню, потому что все происходило как в дыму сражений, когда от волненья видишь только чьи-то дырявые подошвы, и нет для тебя интересней зрелища.Говорят, папа потом два дня останавливал всех подряд и говорил, что боевые офицеры теперь выращивают кроликов, а потом его с почечными коликами увезли в наш замечательный госпиталь, где врачи довели ему это дело до обширных метастаз только затем, чтобы потом его прах развеять над Северным Полюсом.Леживал, я в этом госпитале, господа, леживал. Это такая, я вам скажу, засада — крысы, матросы, вечно скользкий гальюн.Там все заново проходили курс молодого бойца.Там командиры дивизий, седые в холке, после того как их одевали в ватный халат, из которого торчала их тонкая, как у страуса, шея и голова, немедленно обращались в полный хлам, и перед ними грудастые медсестры ставили трехлитровую банку со словами: «За сутки наполнить!» — и он в первые секунды стеснялся даже спросить, чем наполнить, мочой или александрийским калом Почему александрийским? Потому что хозяина зовут, Александром, а если б его звали Степаном, был бы степанийский.

, а потом — «мочой, конечно, вы что, совсем уже?» — и он, томясь, жене по телефону: «Леноч-ка-а… привези, пожалуйста, два арбуза, здесь нужно мочой».» — а мы ему: «Михалыч, не волнуйся! Давай мы тебе немедленно нассым полведра…» — а в углу лежал заслуженный адмирал, весь утыканный трубками, как дикобраз иглами, по одним в него дерьмо наливалось, по другим — выливалось, который, утирая слезы, говорил: «Ка-на-ус, едри его мать! Я уже не могу, сейчас от смеха все трубки оборву!».А в другом углу лежала личность, которая во всех отношениях казалась нормальным человеком, если только дело не касалось бирок и его личного здоровья.Личность харкала в баночку, специально для этой процедуры припасенную, а потом рисовала на бирочке: «Харкнуто таким-то тогда-то», а у меня, знаете ли, руки чесались от желания приписать: «В присутствии такого-то».Педикулез, в общем! То есть я хочу сказать, что каждый надувшийся гондон мнит себя дирижаблем! Вот почему мы с Бегемотом решили оставить воинскую службу. А оставить ее можно было только после показного учения по выходу в ракетную атаку.Нам так и сказали: «А вы как думали?!»А мы с Бегемотом и не думали.Я вообще не помню, чтоб мы с ним когда-либо думали.Если вы посмотрите пристально на Бегемота, то увидите только глаза-пуговки, вздернутый нос и отчаянно всклокоченные космы, и вот тогда-то вы поймете, что думать Бегемот не может, у него для этого времени нет.Он может только действовать, причем очень решительно.Его однажды заволокла к себе какая-то баба, и когда Бегемот вошел в прихожую, то обнаружилось, что его не за того приняли, что его приняли за человека с деньгами и теперь, впятером, пытаются ограбить и прежде всего раздеть.Бегемот первым делом вышиб бабе все ее зубы, а потом, пробежав на кухню, выпрыгнул со второго этажа вместе с оконной рамой.Так что если на улицу можно попасть только после ракетной атаки, то мы ее вам, будьте любезны, устроим в один момент.Мы к этому учению полгода готовились.Теперь самое время сообщить, чем же мы, в сущности, с Бегемотом занимаемся.В сущности, мы с Бегемотом готовим мичманов — эту нашу русскую надежду на профессиональную армию — к ракетной атаке.Полгода ни черта не делали, кроме как учили ракетную атаку.Всех этих наших олухов выдрессировали, как мартышек.Те у нас чуть чего — прыг на тумбочку — и лают в нужном направлении, а на стенде в эти незабываемые мгновения лампочки загораются: «Начата предстартовая подготовка», «Открыты крыши шахт», «Стартует первая» — красота, одним словом.И вдруг какому-то умнику из вышестоящих пришло в голову, что в самый ответственный момент у нас шееры залипнут.— Так не залипали ж никогда!— А вдруг залипнут? Ну нет! Это адмиральская стрельба! Вы просто не понимаете ситуации. Давайте внутрь пульта Кузьмича с отверткой посадим. Он, по-моему, единственный из вас кто соображает. Если шеер залипнет, Кузьмич воткнет отвертку куда надо и замкнет что следует, и атака не захлебнется. Нужно мыслить в комплексе проблемы.Тут мы не нашлись чем возразить.Кузьмич здоровый, как слон, и как он, бедняга, туда внутрь влез, как таракан в будильник, никто не знает.Но!Организацию предусмотрели, сводили его пописать и дырочку просверлили, чтоб он видел происходящее, через которую он даже покурил два раза, потому что мы ему с этой стороны сигарету вставили.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3