– Ну, как у тех диких племен, у которых женщины мечут детенышей на кипы старых газет. Тот же принцип, вполне вероятно, что и газеты те же».
Когда Джек направил свою округлую фигуру к закутку кухни, он сделал полуоборот на одной ноге и пернул. Достаточно громко.
– Не я, но Ветер, – пробормотал он, словно бы про себя, но не совсем.
Эту ссылку Грэм уже слышал прежде и не раз. Собственно, он уже слышал их почти все, но ничего против не имел. По мере того как Джек постепенно становился все более известным писателем и его слава разрешала самопотакание и причуды, он завел привычку часто пердеть. И это были не смущенные выбросы дряхлеющего сфинктера; это были буйные, отработанные пуканья среднего возраста. Каким-то образом – Грэм не понимал, как и почему, – Джек превратил их в свойственную ему особую, но вполне приемлемую манеру.
И он не просто сделал свои пуканья приемлемыми после того, как они у него начались. Грэм иногда подозревал, что он спланировал их заранее. Как-то раз Джек позвонил и настоял, чтобы он помог ему выбрать ракетку для сквоша. Грэм возражал: он ведь играл в сквош всего три раза – один из них с Джеком, когда метался по корту навстречу сердечному припадку. Однако Джек и слушать не пожелал его ссылки на неопытность. Они встретились в спортивном отделе «Селфриджеса», и хотя Грэм ясно разглядел ракетки для тенниса и сквоша слева от них, Джек потащил его осмотреть весь этаж. Впрочем, ярдов через десять он вдруг остановился, сделал свой предпукательный поворот, так что его спина оказалась напротив крикетных бит, и прогремел. Когда они пошли дальше, он шепнул Грэму: «Ветер в ивах».
Пять минут спустя, когда Джек решил, что, пожалуй, обойдется своей старой ракеткой, Грэму пришло в голову, что, быть может, все было задумано именно так – Джек обнаружил, что у него на руках оказались свободное время и созревшая шутка, и Грэму он позвонил, просто чтобы избавиться от них.
– О'кей, малый. – Джек (который уэльсцем не был) вручил Грэму кружку с кофе, сел, отхлебнул из своей кружки, выщипнул сигарету из бороды и затянулся. – Сочувствующий романист склоняет честное ухо к встревоженному гуманитарию. Пятнадцать фунтов – то есть гиней – за час, неограниченное число сеансов. И выдай что-нибудь эдакое, из чего я благодаря всем моим трансфигурационным талантам смогу выкроить рассказ минимум за двести фунтов. Шучу, шучу. Давай выкладывай.
Грэм несколько секунд повозился с очками, потом отхлебнул кофе. Слишком поспешно: его вкусовые сосочки обожгло. Он обхватил кружку обеими руками и уставился в нее.
– Не то что я хочу получить конкретный совет или чтобы ты одобрил определенный ряд действий, предпринять которые у меня не хватает духа, не заручившись вторым мнением. Просто мне не по себе из-за того, как я реагирую на… на то, на что я реагирую. Я… ну, я в таких вещах не разбираюсь. Вот я и подумал: Джек более опытен в таких заварушках, может, даже сам испытывал что-то такое или знает кого-то, кто испытывал.
Грэм поднял глаза на Джека, но пар от кофе затуманил его очки, и он увидел только коричневатое расплывающееся пятно.
– Дружище, пока твои объяснения не светлее голубого заднего прохода.
– А! Извини. Ревность, – внезапно сказал Грэм, а затем, пытаясь помочь, – сексуальная ревность.
– Другой, согласно моему опыту, в заводе нет. Гм-м-м. Грустно слышать, душа моя. Женушка поигрывает с огнем, а? – Джек не мог понять, с какой, собственно, стати Грэм пришел к нему: уж кого-кого… Его тон стал еще более фамильярным. – Заранее не узнаешь, вот что я скажу. Заранее не узнаешь, что и как, а тогда уже поздно. – Он умолк, ожидая, что скажет Грэм.
– Да нет, совсем не то. Господи Боже, это было бы ужасно. Ужасно. Нет, это, так сказать… ретроспективно. Чисто ретроспективно. До того, как она встретила меня.
– А! – Джек еще больше насторожился и еще более изумился, зачем Грэм обратился к нему.
– Недавно я был в кино. Дерьмовый фильм. Энн в нем снималась. И один тип, не стану тебе его называть, тоже в нем снимался, а позднее выяснилось, что Энн была, побывала, оказалась в постели с ним. Немного, – быстро добавил Грэм. – Один-два раза. Она не… ну, ты понимаешь… не была с ним в связи или вообще.
– М-м-м.
– Я посмотрел фильм еще три раза за одну неделю. В первый раз, понимаешь, я подумал, что будет интересно поподробнее посмотреть на лицо этого типа – в самый-то первый раз я на него особого внимания не обратил. Вот и посмотрел еще раз, и мне это лицо не очень понравилось, но иначе же и быть не могло, ведь так? А потом ничего поделать с собой не смог и съездил туда еще два раза. Это даже и не местный кинотеатр, а там, в Холлоуэе. Я даже один раз изменил расписание занятий, чтобы еще посмотреть.
– И… и… какие впечатления?
– Ну, в первый раз… то есть по-настоящему во второй… в целом было смешно. Он… тип ломался под какого-то мелкого мафиози, но я-то знал – Энн мне сказала, – что родом он из Ист-Энда, а потому я вслушивался: дольше трех слов подряд он акцента не выдерживал. И я подумал: почему Энн не могла лечь в постель с актером получше? И я вроде как смеялся над ним и подумал: ну, может, я и не Казанова, но я куда лучший преподаватель, чем ты когда-нибудь станешь актером. И я вспомнил, как Энн сказала, что последнее время он бреется в рекламных клипах, и я подумал: бедный мудак, возможно, этот фильм был зенитом его профессиональной карьеры, и он весь искарежен неудачами, завистью, чувством вины и иногда стоит в очереди за пособием по безработице и ловит себя на том, что с тоской думает об Энн и гадает, что с ней стало, и когда я вышел из кинотеатра, я подумал: да иди ты, приятель, иди ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57