Короче говоря, создание винокурения на Украине в виде организованного, регулярного монопольного государственного производства в условиях XIV — XV веков и вплоть до создания Запорожской Сечи — государства, обладавшего и военной силой, и исключительно крепкой, дисциплинированной организацией внутренней жизни, исторически было невозможно. А Запорожская Сечь возникла лишь с 40-х годов XVI века, то есть к тому времени, когда винокурение было уже хорошо развито, например, в Московском государстве, в Польше и даже в Швеции. Следовательно, говорить о Литве — Литовском государстве во всех его малостях: Жемайтии, Старой Литве, Инфлянтах (Латгалии), Белоруссии, Чёрной Руси, Волыни и украинских землях — Киевщине, Брацлавщине, Подолии как о месте первоначального возникновения винокурения в XIV — XV веке не приходится. Исторически это было невозможно.Что же касается Ливонии, а также Кафы — государств маленьких, далеко отстоящих друг от друга на северо-западной и юго-восточной периферии Восточно-Европейского массива и тесно связанных всей своей историей, хозяйством и культурой с Западной Европой, с папским Римом, с Италией и Германией, то создание здесь винокурения было невозможно экономически, прежде всего с точки зрения отсутствия сырьевой базы, в то время как технически и теоретически не только изобретение, но и осуществление такого производства в экспериментальных масштабах было вполне возможно.Дело в том, что генуэзцам дистилляция и получение винного спирта из виноградного вина были известны с 40-х годов XIV века.Ливонские рыцари, имевшие тесные связи с тевтонскими, вплоть до 1309 года постоянно посещали свои владения, остававшиеся в Венеции и Трансильвании, и потому, вполне вероятно, сохранили контакты с итальянскими городами-государствами до 30-40-х годов XIV века. В Ливонии были знакомы с получением винного спирта, ибо среди монашеских орденов римской курии, имевших в своём хозяйстве виноградники, процесс дистилляции после открытия Вилльнева не был уже секретом. Это можно подтвердить и тем фактом, что данцигские представители Тевтонского ордена в 1422 году демонстрировали «горящее вино» (спирт). Это мог быть в равной степени как винный спирт собственного изготовления, так и привозной из Италии, Франции или даже из арабских стран Северной Африки, с которыми тевтоны поддерживали через генуэзцев и венецианцев торговые сношения. Принципиальной разницы здесь, в сущности, нет. Ведь речь может идти только об экспериментальном производстве, об изготовлении небольших, ограниченных, «домашних» партий винного спирта (более сомнительно — хлебного спирта) в монастырских лабораториях.До внедрения такого изобретения в производство, говоря современным языком, ещё весьма далеко, а тем более далеко до превращёния водки из лабораторной пробы, из химического вещества в важный производственный, социальный и общественно-значимый фактор. Только в этом случае водка становится действительно водкой в полном значении этого понятия. Такое становление водки как социального понятия имеет прямое отношение и к качеству водки как товара, к её достоинствам, кондиции, наконец, к стандартности качества. Лишь после того как водка, хлебное вино, превращается в общественно заметный и социально значимый фактор, общество и государство, как основной уполномоченный общества, начинают обращать серьёзное внимание на всё, что связано с её качеством, составом, установлением единого стандарта на территории всего государства. И это вполне понятно, ибо водка, как предмет государственного значения, — товар, право на производство и сбыт которого государство резервирует за собой, приобретает необходимость соответствовать высокому престижу государства и практически становится эквивалентом денег.Вот почему любое изменение качества водки воспринимается в средние века как нанесение ущерба государству, как такое же преступление против государственной регалии, как и фальсификация государственной монеты. Вот почему любое правительство всегда проявляло и проявляет заботу о высоком качестве или о единообразии стандарта качества водки. Нарушителями этого выступают всегда отдельные, низовые, корыстные исполнители местной администрации, но в этом случае они всегда посягают на правительственный престиж, а вовсе не действуют от лица правительственной власти. Кстати, такие нарушения качества государственного стандарта всегда чутко воспринимаются обществом, народом, который в случаях грубого несоответствия качества монопольного государственного продукта установленному стандарту реагирует крайне остро — бунтом, вспышкой народного возмущения, восстанием.История Западной Европы и России даёт нам многие примеры таких реакций: соляной и медный бунты в Москве (удорожание соли при низком качестве, замена стандартной серебряной мелкой монеты медной), серебряный бунт в Новгороде (замена тяжёлой старой гривны тонкими монетами-«чешуйками»), аналогичные бунты в различных странах в связи с облегчением веса серебряной монеты, весовые бунты (из-за подделки гирь или вследствие изменения стандарта гирь) и т. п.В период винной монополии в России, ни первой — с XV до XVII века, ни последней (четвёртой) — с 1896 до 1917 года, не было известно ни одного случая, который можно было бы квалифицировать как «водочный бунт» В то же время, когда монополия государства на водку отсутствовала, «водочные бунты» происходили в России довольно часто. Так, уже через 16 лет после введения откупной системы (1632 г.) произошёл крупнейший за всю историю России «водочный бунт» в 1648 году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96