- А где писатели, где артисты, о которых мы так много слышали? Где
Лао Шэ? Где Хэ Лу-тин?
- Вы говорите как ревизионист, - негромко и укоризненно предупредил
Божидара переводчик. - Лучше спросите молодых революционных писателей
нового Китая, какими именно идеями Великого Кормчего они вдохновляются
больше всего.
Божидар внимательно вгляделся в молодые, абсолютно одинаковые,
абсолютно никаких чувств не выражающие лица, и ничего не стал спрашивать.
В тот же день иностранца Божидара Божилова, как не справившегося с
порученным делом, как не оправдавшего доверия китайских властей, как,
наконец, ревизиониста, посадили в старенький "фарман" (похоже, китайские
пилоты сами видели такой самолет впервые) и с позором выдворили из страны.
Испуганный нелегким перелетом Божидар в Софию поехал поездом, желая еще
раз убедиться в том, что между Китаем и Болгарией лежат немалые
территории. Он думал: пока он едет домой, вся эта история забудется.
Но так ему лишь казалось.
Где-то через месяц после возвращения явился к Божидару человек в
темных очках и в профессиональной шляпе. Он сухо сказал: "Пройдемте!"
Вот когда Божидар по-настоящему испугался. Он решил, что большой друг
Великого Кормчего другарь Тодор Живков решил выдать его обратно в Китай -
как ревизиониста, не справившегося с хорошим революционным делом.
К счастью, все обошлось официальной нотой, врученной поэту Божидару
Божилову в китайском посольстве.
Товарищ Божидар Божилов, болгарский поэт, говорилось в официальной
ноте, был приглашен в Китай для написания честных и объективных очерков о
великой китайской культурной революции и вообще о положении дел в стране.
Товарищ Божидар Божилов, к сожалению, не оправдал связываемых с ним надежд
и повел себя в Китае как отъявленный ревизионист. Учитывая все это,
китайские власти объявляют:
а) Если товарищ Божидар Божилов, ревизионист, когда-нибудь пожелает
получить гостевую визу в Китай, в гостевой визе товарищу Божидару
Божилову, ревизионисту, отказать;
б) Если товарищ Божидар Божилов, ревизионист, когда-нибудь пожелает
получить транзитную визу через Китай, в транзитной визе товарищу Божидару
Божилову, ревизионисту, отказать;
и, наконец:
в) Если товарищ Божидар Божилов, ревизионист, когда-нибудь попросит в
Китае политическое убежище, в последнем ему, как отьявленному
ревизионисту, отказать.

Я ожидал улыбок, дружеского смеха - ведь коллеги, члены одного
караса, вместе летим в заграничную командировку, но тишина в комнате стала
еще гуще. В довершение ко всему, прозаик П. подобрал с пола листок,
выпавший из моего кармана. На таких листках я обычно записывают случайно
пришедшие в голову фразы, а иногда, как в данном случае, чем-то вдруг
приглянувшиеся имена, которыми в будущем можно наделять будущих героев.
- Клаудио Карлос... - с неприятным недоумением прочел вслух прозаик
П. - Доктор Алемао... Все иностранные имена... Вы кого-нибудь из них
знаете?.. Свен Эриксон... Глен Хюссен... Просто Лейф... Иоахим и Грег
Гунны... Нестор Лот... Рене Игита... Мубарак Мубарак...
И взглянул на меня:
- Кто такие?
- Да так, - сказал я. - Наброски.
- Конечно, - мрачно заметил поэт К. - Иван Иванович или Иван
Никифорович тебя не устраивают.
И повторил с отвращением:
- Мубарак Мубарак.
- Я тут думаю над одним сюжетом, - попытался я оправдаться. - Там
действие происходит в далеком будущем.
Поэта К. это не убедило:
- А куда ж делись из далекого будущего герои с простыми
отечественными именами?
Короче, дружба не завязалась.

Ах, Миша Веллер, Миша Веллер!
Вот как далеко я зашел в своей рецензии.
А помнишь, как в селе Коблево, под Николаевым, теперь это все
заграница, на Соцконе-89 ночная гроза вырубила освещение? Заодно, понятно,
пропала в номерах вода.
Целое Черное море величественно клубилось под окнами, но воды, самой
обыкновенной воды, не было ни в барах, ни в столовых, ни, о, боже, ни в
одном туалете. В вечерней мгле десятки любителей фантастики копошились в
сырых кустах. Сам Аркадий Натанович Стругацкий, добыв где-то плаш, тащил
по лестнице ведро воды, сердитый, как жук в муравейнике. А вдалеке кричала
верблюдица Дашка, боясь молний - вот корни неба! - сурово взрывающих тьму.
"Технология рассказа" была уже написана.
"Понять новое бывает трудно и в науке, и в искусстве. Как издевались
современники над "Тристрамом Шенди" Стерна, как пожимали плечами над
"Шумом и яростью" Фолкнера! Новое рождается в борьбе со старым, старое
сопротивляется новому, а поскольку талантливое в литературе - это всегда
нечто новое, то естественно, если оно поначалу встречает противодействие,
отрицание, замалчивание, насмешки. Писатель всегда должен быть готов к
непониманию и хуле. Должен исполниться стойкости, веры в себя, терпения.
Оценка же окончательно выносится лишь историей. И "Повести Белкина",
и "Герой нашего времени", и "Красное и черное", и "Гамлет", весьма низко
расцененные при появлении, обрели признание не скоро. Такова судьба всего,
что опережает свое время, определяя пути развития культуры.
Хотя заслуженная и скорая прижизненная слава тоже нередка."

Кстати о славе.
Эти валентности еще не были у меня заняты, когда однажды, к изумлению
моей жены, я получил письмо из сибирского городка Т., в котором когда-то
прошло мое детство. Группа "Поиск" из школы v2, которую я закончил лет
тридцать назад, сообщала, что члены этой группы давно и упорно разыскивают
всех знаменитых людей, которых судьба когда-либо забрасывала в эту школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32