Как и все подобные ему люди, он был многословен и медлителен, словно древний трехпалубник, но благодаря репутации и внушительной внешности, он сразу же завладел вниманием слушателей и, казалось, был способен удерживать его на протяжении последующих трех четвертей часа.
Одним из немногих, на кого не производили никакого впечатления тяжеловесные высказывания лорда Бланкирона, был Чарли Хэббл. Он сидел совершенно один в задней комнате и, затягиваясь сигаретой, предавался мрачным размышлениям, ни в грош не ставя собрание. Как он уже однажды заявил прямо в глаза сэру Грегори Хэчланду, он не причислял себя к тем, кто души не чает в империи, и предполагаемое создание «Лиги имперских йоменов» было для него пустым звуком. У него не было ни малейшего желания ни стать самому имперским йоменом, ни призывать кого-либо к этому. Сегодня ему нужно было только выступить со сцены, прочитать три-четыре предложения, из которых присутствующие узнают, что молодой рабочий — герой рад приветствовать Лигу. Он устал, заучивая этот короткий отрывок, приготовленный для него редакцией «Трибюн». Однако не это было причиной его плохого настроения. Были на это и другие причины.
В комнату кто-то вошел. Чарли поднял голову, как поднимают ее люди, когда они не в духе и не ждут ничего хорошего, и увидел своего приятеля Хьюсона.
— Только что из редакции, — объяснил Хьюсон. — Как митинг?
— Не знаю.
— И знать не хочешь. Это видно по тебе. Так-так-так. Что случилось? Ты похож на человека, которого только что посетило привидение разочарованного контральто. А может быть, виноват воскресный вечер. В воскресные вечера у меня часто такое настроение. Я еду в Сохо, туда, где живет вся эта иностранщина. Накропаю рассказик и заработаю гинею, проще пареной репы. Поедешь со мной, как выступишь?
— Поеду, — буркнул Чарли. Он встретился взглядом с глазами Хьюсона и уловил в них легкую насмешку. — Не знаю, сегодня прямо всё не по душе. А так вообще — всё в порядке.
— Устал и надоело. С вами, знаменитостями, всегда так. Был бы, как я, работягой, — узнал бы. Да, я принес тебе письма из редакции.
— Можешь взять их себе.
— Э, нет, не могу. Глянь-ка. — Хьюсон стал перебирать их. — Начинай с этого.
— Стой! — воскликнул Чарли через минуту совсем другим, обеспокоенным голосом. — Это от дяди Тома.
— Не от того, который жил в хижине? — Хьюсон увидел, что Чарли чем-то озабочен. — В чем дело?
— От дяди Тома. Он живет на север от Лондона, в Слейкби. Женат на сестре моей матери. Пишет, что она больна и хотела бы повидать меня. Она ко мне всегда хорошо относилась. У нее, у тетки Нелли, я был любимчиком. Я тоже ее любил. Сейчас она свалилась. Им там здорово тяжело. Как бы там ни было, а она меня увидит. И очень скоро. Всё, еду.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас. Может, успею на ночной поезд. Туда идет ночной поезд? Да, точно, идет. Заеду за чемоданом и — на вокзал.
— Ты хочешь сказать, Хэббл, — начал серьезно Хьюсон, — что собираешься уехать, не выступив на митинге, который организовал сэр Грегори Хэчланд?
— Собираюсь. Пошел он к черту, ваш митинг.
— Ну и здорово! — заорал Хьюсон.
— Я не хочу, чтобы тебе всыпали за меня, дружище, — сказал Чарли, вдруг поняв, что Хьюсон — его единственный приятель в Лондоне.
— Если ты уедешь, они не прицепятся ко мне за то, что я тебя не задержал. Ты подумай, какая это будет сенсация!
— А черт, опять сенсация! Мне надоели ваши сенсации. Ладно, мне нет ни до кого дела.
— Я провожу тебя до гостиницы. Помогу, чтобы успел на поезд. Как с деньгами?
— Неплохо. Деньги есть. Я обменял чек, часть оставил в банке, часть у меня.
По дороге в гостиницу Чарли сказал:
— Выжми всё, что сможешь, из этой сенсации, как ты говоришь. Наверное, это последняя, что вы получите от меня.
— Вполне возможно. И потом, — задумчиво продолжал Хьюсон, — возможно, она будет последняя, которая нам будет нужна от тебя. Пресса, знаешь, как женщина, долго ручаться за нее нельзя. Сколько ты там пробудешь?
— Не знаю. Всё зависит от того, как они там.
— Что ж, когда приедешь, не удивляйся, если мы все станем другими. Например, я могу превратиться в длинного костлявого парня с пышными усами и шотландским акцентом. Что бы там ни было, приедешь — приходи. Может быть, меня пошлют посмотреть, как ты там у черта на куличках, но это только «может быть». Шансов мало, о той части страны мы предпочитаем не писать. Даже если бы твой дядя и захотел, худшего места он бы не выбрал. Из-за него ты больше не будешь героем газет.
— Что ж, он живет там, где живет большинство людей.
— Так. И, уж если говорить прямо, лучших людей, мой друг.
Чарли успел на поезд, отходивший в 10:45 от Кингс-кросс. В конце ночи ему предстояла пересадка в Йорке. В Слейкби он приедет ночью, но это его не беспокоило. Он очень любил и уважал свою тетку и сейчас волновался о ее здоровье, но когда поезд набрал скорость и помчался, разрывая ночную темноту гудками, он почувствовал, что с его плеч свалилась тяжесть, которая угнетала его весь вечер. Он снова мог дышать. Он очень устал, но на душе у него было удивительно легко и покойно.
6. За вратами рая
В Слейкби было холодно и тихо. Тяжело поднималось солнце, обещая хороший день, но когда Чарли вышел из вокзала, было еще очень рано и по-зимнему холодно. Ежась и вздрагивая, Чарли торопливо шел по улицам. Он искал кафе, где можно было бы перекусить и выпить чаю. Идти к дяде было слишком рано, там встанут не раньше, чем через час. Последний раз в Слейкби Чарли был семь лет назад, но город, хотя и смутно, помнил. Он совсем мальчишкой приезжал сюда несколько раз в те времена, когда дядя работал на большом заводе и зарабатывал хорошие деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82