Было же столько разговоров! А я не подхожу для съемок, так мне сказали. Я потом столько плакала! Я старалась найти какую-нибудь другую работу и не могла. Я ходила из одного места в другое, пока не отчаялась. Никто мне не предложил честной работы. За всё время я не встретила никого, кто бы отнесся ко мне по-дружески. Честные люди говорили мне прямо, что я не подхожу для съемок и что мне надо ехать домой. А другие — таких ужасно много — хотели только получить что им нужно, и я видела, что даже это они не хотят получить по-человечески. Понимаешь, Чарли, я никому из них была не нужна. Ни одному. Это видно было по их глазам. Я, наверное, видела сотни таких глаз, как они смотрели на меня, и становилось всё трудней и трудней. И я очень глупо поступила с деньгами, которые мне дали вместе с премией. Я надеялась, что теперь у меня всё пойдет хорошо, и очень много истратила, почти всё, на платья и всякие там другие вещи, и у меня почти ничего не осталось. А домой, Чарли, я не могла ехать. Наверное, я всё-таки бы поехала, поехала бы, а не убила себя, потому что я ужасная трусиха. После того как я получила премию, я относилась ко всем в доме свысока, думала, что всё теперь пойдет чудесно, и они бы мне этого не простили. Если бы я поехала в Лондон просто искать работу, как другие девушки, тогда было бы ничего, но я поехала не для этого, понимаешь, Чарли? Меня сюда привезли, столько обо мне говорили, как будто я была бог знает кем, а потом вдруг всё пропало. И никому до этого нет никакого дела, это ужасно — никому нет дела. Понимаешь меня, Чарли?
— Понимаю, — подтвердил медленно Чарли. — Это называется разочарование.
— Это как будто ты идешь на вечер и думаешь, что встретишь хороших знакомых и друзей, и все будут рады тебе, а потом оказывается, что это даже не вечер, никто тебя не знает и никому до тебя нет дела. Ах, Чарли! — И она прильнула к нему.
— А ты знаешь, что я еще больший неудачник, чем ты? — спросил он.
— Чарли, не говори так — неудачник. Так всегда говорят в Пондерслее. Я даже сейчас слышу: «Да, она тоже неудачница». Поэтому-то я и боялась ехать домой.
— Ладно, Ида, забудем о неудачниках. Я хочу сказать, что я просто рабочий, у которого сейчас нет даже работы. История с геройством кончилась. Не забывай этого.
— Мне всё равно, Чарли. Но ты ведь не простой рабочий. Ты и понимаешь и умеешь больше. А теперь, — сказала она доверчиво и гордо, — ты будешь понимать и уметь еще больше. Правда?
— Ты так думаешь?
Он почувствовал, что в своих собственных глазах он уже немного вырос. И он смутно сознавал, что Ида, сама по себе очень слабая, может быть сильной, когда будет с ним.
Они придвинулись поближе друг к другу, тихо и нежно о чем-то поговорили и затихли. Лондон, до которого им сейчас не было дела, продолжал грохотать, как Ниагара. А какое им было дело до него? Они покончили с ним, стали опять теми, кем были, только, конечно, глубже и мудрей, чем те двое глупышей, которых когда-то с такой помпой привезли из Средней Англии.
Скоро они почувствовали, что страшно проголодались. Одиннадцать без нескольких минут? Ну и что? Держась за руки, они вышли из дома.
Вся столица для них была просто закусочной.
На следующий день в пять часов вечера они сидели в кафе на Оксфорд-стрит и представляли там самую красивую парочку. Действительно, Ида привлекла к себе всеобщее внимание, и удивительного в этом ничего не было: в кафе уже давно не бывала девушка, которая была бы такой хорошенькой и выглядела такой счастливой.
Чарли обстоятельно рассказывал ей о письме, которое получил утром. Письмо было от мистера Мерсона, одного из директоров его бывшей фирмы — АКП.
— Понимаешь, Ида, я написал Оглсби — он управляющий на заводе в Аттертоне — и просил, чтобы мне вернули мою прежнюю работу. Он ответил, что отправил письмо в дирекцию, а сам написал им, что ни за что не хочет брать меня назад. Это потому, что в ту ночь он разозлился на мистера Кинни за то, что тот послал его к черту. После этого он и рассчитался со мной. Я думал, что теперь у меня всё кончено с АКП. Но этот вот мистер Мерсон, — он тоже был там в ту ночь, и, я думаю, именно он вмешался, когда Оглсби стал скандалить с мистером Кинни, — так вот, он пишет, что если я приеду в Бендворс, он думает, что сможет дать мне работу.
— Какой он хороший! Правда? — воскликнула девушка, для которой сейчас все люди в мире были хорошими.
Месяц назад Чарли, пожалуй бы, согласился, но сейчас на некоторые вещи у него был свой взгляд.
— Я знаю, почему он так пишет. Он боится, что газеты могут создать АКП плохую славу. Он в ту ночь боялся этого. Ручаюсь, он думает, что если мне не дать работу, так я подниму шум в газетах. Никакого шума поднять я не могу, но этого-то я им не скажу. Пусть думают, что хотят.
— Ты не хочешь ехать в Бендворс? — спросила Ида. Она в мгновение ока свила там гнездышко на оставшиеся у Чарли деньги.
— Наоборот, хочу. Мне нравится Бендворс. Это мой родной город. Я никогда не любил Аттертон.
— Я тоже хочу. Для начала мы и там поживем, — заявила Ида. — Помнишь, я говорила тебе, что я была один раз в Бендворсе у дяди? Едем, да, Чарли?
— Завтра едем. Я скажу там, пусть ищут подходящую для меня работу, — похвалился Чарли. В эту минуту он чувствовал себя настоящим мужчиной.
— Тогда я заеду в Пондерслей, — торопливо и радостно продолжала кроить планы Ида. — И ты со мной. Только для того, чтобы показать им, что мы действительно помолвлены, Чарли. И смотри, не говори там, что ты не был героем, потому что ты же был им, и я… я… ты сам увидишь, когда туда приедешь.
Но Чарли смотрел на толстого краснолицего мужчину, который только что вошел в кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82