Услышишь такой — мигом поймешь, что тебя прокляли.
— Да, повезло девушке, голос ей достался в самый раз для проклятий, — вежливо откликнулась маманя. — Ну и мы с Эсме Громс-Хмурри дали ей пару советов, — добавила она.
Яснотка повернула голову.
На дальнем краю поля возле «Счастливого уженья» одиноко сидела розовая фигурка. Похоже, «Счастливое уженье» не пользовалось бешеным успехом.
Яснотка наклонилась поближе.
— Что она там делает?
— Не знаю, — пожала плечами маманя. — По-моему, ей взбрело в голову стать любезной.
— Эсме? Любезной?
— Э… да, — подтвердила маманя. От того, что она поделилась с Ясноткой, легче не стало.
Яснотка уставилась на нее, поспешно сотворила левой рукой ограждающий знак и заторопилась прочь.
Остроконечные шляпы тем временем начали собираться в маленькие стайки по три и по четыре. Заостренные верхушки сближались, сбивались в кучки, заводили оживленную беседу, затем разъединялись, словно лепестки цветка, и повертывались к далекому розовому пятнышку. Потом какая-нибудь из шляп откалывалась от своей группы и устремлялась к другой, где все повторялось сначала. Волнение нарастало. Назревал взрыв.
То и дело кто-нибудь оборачивался и смотрел на маманю, поэтому она поспешила прочь, лавируя между аттракционами, и в конце концов очутилась у ларька гнома Закзака Крепкорука, производителя и поставщика оккультных безделушек для самых впечатлительных. Закзак радостно кивнул ей поверх выставочного стенда с надписью «ПОДКОВЫ НА УДАЧУ, $2 ШТУКА».
— Приветствую, госпожа Огг. Маманя вдруг взволновалась.
— На удачу? А что в них такого? — Она взяла подкову.
— Как что?! Каждая подкова — две монеты в мой карман! — ответил Крепкорук.
— Но почему они приносят удачу?
— Завернуть вам штучку, госпожа Огг? Знал бы я, что торговля пойдет так бойко, прихватил бы еще ящик. Нашлись такие дамы, что брали по две!
«Дамы» было сказано со значением.
— Ведьмы покупают подковы на удачу? — изумилась маманя.
— Так метут, будто завтра конец света, — ответил Закзак. Он нахмурился. Все-таки ведьмы… — Э… но ведь ничего такого не будет? — прибавил он.
— Я в этом почти уверена, — ответствовала маманя. Закзака это, похоже, не успокоило.
— Обережные травы тоже расхватали, — припомнил он. И, как истинный гном, для которого Потоп — дивная возможность устроить распродажу полотенец, добавил: — Позволите предложить вам кое-что интересное, госпожа Огг?
Маманя помотала головой. Если беде суждено было нагрянуть именно с той стороны, откуда все ее ждали, то веточка руты едва ли могла помочь. Может, большой дуб еще помог бы, да и то вряд ли.
Атмосфера менялась. Небо оставалось бледно-голубым и просторным, но на горизонтах мысли погромыхивал гром. Ведьмы испытывали неприятное беспокойство. При таком их скоплении на небольшом клочке земли нервозность перекидывалась с одной участницы Испытаний на другую и, многократно усиленная, передавалась всем и каждому. И оттого даже самых обычных людей, твердо уверенных, будто руны — это овечья шерсть, постепенно охватывала та глубокая необъяснимая тревога, что заставляет кричать на детей и гонит в кабак.
Маманя заглянула в просвет между ларьками. Розовая фигура по-прежнему терпеливо сидела позади чана. От нее веяло унынием.
Тогда маманя, перебегая от одной палатки к другой, перебралась туда, откуда была видна буфетная стойка. Там уже шла оживленная торговля. В центре застеленного скатертью прилавка возвышалась груда чудовищных кексов. И банка с вареньем. Какой-то олух приписал сбоку мелом: «ВЫНЬ ЛОЖКУ ИЗ БАНКИ! НА ПЕННИ — ТРИ ПОПЫТКИ!»
Маманя вроде бы приложила все усилия к тому, чтобы остаться незамеченной, однако позади вдруг зашуршала солома. Комитет выследил ее. Тогда она спросила:
— Вы это написали, госпожа Мак-Рица? Сердца у вас нет! Не по-людски это…
— Мы решили, что вы должны поговорить с барышней Громс-Хмурри, — объявила Летиция. — Пусть прекратит!
— Что прекратит?
— Она всем что-то внушает! Она ведь явилась сюда воздействовать на всех нас, верно? Ни для кого не секрет, что она не гнушается магической обработкой умов! Мы все это чувствуем! Она портит праздник!
— Она просто сидит возле чана, — возразила маманя.
— Да, но как она сидит, позвольте вас спросить?! Маманя опять выглянула из-за ларька.
— Ну как… обыкновенно. Сами знаете… поясница согнута, коленки…
Летиция сурово погрозила ей пальцем:
— Послушайте, Гита Огг…
— Уж если вам надо, чтобы она ушла, ступайте и сами ей скажите! — вспылила маманя. — А я по горло сыта этими вашими…
Раздался пронзительный детский крик.
Ведьмы переглянулись и ринулись через поле к «Счастливому уженью».
По земле, захлебываясь слезами, катался маленький мальчик.
Это был Пьюси, маманин младшенький внук.
Маманя похолодела. Подхватив карапуза на руки, она обожгла бабаню свирепым взглядом.
— Что ты с ним сделала, ты… — начала она.
— Ни-хач-чу-у-у-куклу-у-у-у! Ни-хач-чу-у-у-куклу-у-у-у! Хач-чу-у-СОЛДАТИКА-А-А-А!
Тут только маманя заметила, что в липкой ручонке Пьюси зажата тряпичная кукла, а маленькое личико (та его часть, что виднелась по краям разинутого рта) залито слезами ярости и разочарования…
— ОййхаччухачухачуСОЛДАТИКА-А-А!
…Она поглядела на товарок, на бабаню Громс-Хмурри — и почувствовала, как всю ее, от пяток до макушки, пронизывает нестерпимый леденящий стыд.
— Я объясняла, что можно бросить куклу обратно и снова попытать счастья, — робко сказала бабаня. — Но он и слушать не захотел.
— …хаччууухаччуууСОЛДА…
— Пьюси Огг, если ты сию же минуту не угомонишься, бабушка тебе… — и маманя с ходу сочинила самое страшное наказание, какое могла придумать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14