Потому что о Вайне можно было одно сказать с уверенностью – он был настоящий коллекционер. Его не волновало, хорошая это музыка или плохая – достаточно того, чтобы она существовала.
Сам-то он, конечно, так бы не сказал. Он бы сказал, что в каждой записи есть что-то уникальное. Вам может казаться, что эта запись полное дерьмо, но вот перед вами человек, у которого есть почти все, что записали за последние сорок лет, и этот человек верит, что в каждой записи что-то есть. Он просто любил свои записи. Он просиживал ночи напролет в своей комнатке, заполненной коричневыми конвертами, и проигрывал их одну за другой. Записи, забытые исполнителями. Я вам клянусь – он их все любил.
Да-да, конечно. Но вам же нужно знать про него что-то, чтобы понять, что случилось.
Нас наняли провести танцы на Халлоуин. На улице было негде ступить от этих мелких гадов, которые носились, клянчили подарки и угрожали всем молочными бутылками.
Вайн приготовил кучу записей типа «Монстер Мэш». Выглядел он ужасно, но я тогда не обратил на это внимания. Он вообще-то всегда ужасно выглядел. Для него это было нормой – выглядеть ужасно. Это все от сидения годами в помещении, слушания музыки, да еще у него с сердцем не все было в порядке, и астма, и вообще.
Танцы должны были быть… да, конечно, это вы уже знаете. Они хотели собрать деньги на постройку церковного холла, вот и устроили эти танцы. Вайн сказал, что это смешно. Правда, не сказал – почему. Наверое, какая-то заморочка. Он вообще в этом смыле был ничего, знал много такого, чего другие не знали. Его из-за этого в школе били часто, если меня поблизости не было. Он был таким щуплым мальчишкой, и очки у него были склеены пластырем. По-моему, сам он ни разу ни с кем не дрался, только однажды, когда Грибо Гривс разбил пластинку, которую Вайн принес на школьную дискотеку, и тогда нас понадобилось четверо, чтобы оттащить Вайна, отнять у него железный прут и тут уж и полиция понаехала, и скорая, и все такое.
Ладно.
Я оставил Вайна устанавливать оборудование – не надо было этого делать, но он сам хотел – а сам пошел и присел у бара. Это они так называли – бар, а вообще-то это была пара переносных столиков, накрытых тряпкой.
Нет, я не пил ничего. Ну хорошо – стакан пунша, но это был практически компот. Ну хорошо – два стакана.
Но что я слышал – то слышал, и что видел – то видел.
Я так думаю.
Ну на такие мероприятия всегда ходит народ определенного типа. Огранизатор, несколько человек из церковного комитета, какие-то ребята из деревни, которые и остались бы дома, да по ящику сплошной снукер. У всех были маски, но про настоящие костюмы никто не побеспокоился, так что выглядело это так, будто Франкенштейн и его команда затариваются у Маркса и Спенсера. На стенах – бойскаутские плакаты, батареи, как во всех деревенских клубах, не греют, а наоборот – забирают последнее тепло. Пахло спиртом. Ну, и чтобы окончательно поместить эту дыру в список центров мировой цивилизации, на одной из балок вращался зеркальный шарик. Половины зеркал не было.
Да, может быть, три стакана. Но там были кусочки яблок. В серьезных напитках не бывает яблок.
Вайн начал с нескольких быстрых танцев, чтобы их подрастрясти. Ну это я немного преувеличиваю, никто до упаду не танцевал. Было прямо слышно, что все тут не так молоды, как когда-то.
Так вот, я уже сказал, что Вайн не то что был диск-жокеем от природы. Но в ту ночь – или скорее, в эту – он и вовсе расклеился. Бубнил что-то все время, уставившись на танцующих. Перепутал записи. Даже одну поцарапал. Случайно – он только и злился в своей жизни, не считая случая с Грибо, когда кто-нибудь начинал нарочно царапать пластинки.
Прерывать его было бы некрасиво, но в перерыве я к нему подошел. И вот что я вам скажу – пот с него прямо-таки лился, даже на аппаратуру попадало.
– Там стоит один, – говорит, – в клешах.
– Мафусаил? – спрашиваю.
– Не морочь мне голову. Тот, в черном шелке с блестками. Изображает из себя Джона Траволту. Не мог ты его не заметить. Ботинки на платформе, серебряный медальон с тарелку величиной. Стоял у двери.
Но я никого такого не заметил. Если бы заметил, не забыл бы.
На Вайне лица не было.
– Ты его не мог не заметить!
– Ну ладно, а дело-то в чем?
– Он на меня смотрит!
Я его похлопал по плечу и говорю:
– Просто он никогда не видал ди-джея с таким стилем, старик.
Я осмотрелся. Большинство народу толпилось поближе к пуншу. И тут Вайн схватил меня за руку.
– Не уходи!
– Да я только хотел воздухом подышать.
– Не… – он постарался справиться с собой, – не уходи. Будь тут. Пожалуйста.
– Да что с тобой?
– Пожалуйста, Джон! Он на меня очень странно смотрит!
Он был до смерти перепуган, так что я поддался.
– Ладно. Только в следующий раз увидишь его – покажи мне.
Тут он занялся своими делами, а я попытался привести в подобие порядка гору проводов и прочего хлама. Для Вайна это был обычный способ обращения с электричеством – он просто все сваливал в кучу. Когда у тебя такая техника, как у нас, возиться с ней можно – да, знаю, можно было – часами. Одних переходников разного вида… ладно.
В середине следующего номера Вайн подтащил меня назад к декам.
– Вон! Видишь! Прямо в центре!
И ничего я не увидел. Танцевала там пара девушек, остальные все были парочки, для которых семидесятых еще не случилось. Если бы там был кто-то в блестках, его было бы видно. Как клубничину в ирладском рагу.
– Вайн, – говорю – сдается мне, что-то с тобой не в порядке.
– Так ты его не видишь, значит?
Я не видел. Хотя…
Теперь, когда я знал куда смотреть…
Я увидел пустое место.
Был там такой кусочек пола примерно в середине, и туда никто не заходил.
1 2 3 4