– Сколько помню, я всегда посвящал себя какому-то делу, – заметил он, когда они с собеседником, пройдя сквозь несколько стен, оказались в безлюдной Большой зале. Однако вид сдвинутых столов мигом запустил соответствующие процессы в организме покойного монарха.
– А когда у нас намечается завтрак? – спросил он.
Голова Кампота ошарашенно воззрилась на него:
– Никогда. Привидения не завтракают…
– Вот это да! Но я ведь голоден.
– Вовсе нет. Это игра твоего воображения. В кухне тем временем громыхала посуда. Повара приступили к делу и, за неимением особых распоряжений, готовили блюда, веками подававшиеся в замке к завтраку. Из темных коридоров, ведущих на кухню, доносились милые сердцу запахи. Веренс вдруг сладострастно засопел.
– Сосиски, – томно выговорил он. – Яичница… с беконом! Копченая… рыба… – Он вперил исступленный взор в Кампота и просипел: – Кровяная колбаса!
– Да ведь ты начисто лишен пищеварительного тракта, – веско напомнил второй призрак. – Это все фантазии. Сила привычки, так сказать. Ты просто кажешься себе голодным.
– Я готов сожрать все.
– Пусть так, но только коснуться ты ничего не можешь, – мягко объяснил Кампот.
Как можно осторожнее, дабы не провалиться, Веренс опустился на лавку и обхватил голову руками. Он еще при жизни слышал, что смерть – штука паскудная. Ему пришлось умереть, чтобы оценить все ее паскудство.
И король возжаждал мести. Ему захотелось вырваться за ворота этого замка, ставшего вдруг похожим на удушливый кошмар, захотелось выяснить местонахождение своего сына. Но больше всего в данную минуту ему хотелось, чтобы перед ним оказалась тарелка с горкой копченой селедки.

Серый утренний свет, окатив моросящий пейзаж, захлестнул зубчатые бастионы Ланкрского замка, хлынул в сторожевую башню и наконец сквозь щели в ставнях проник в верхние покои.
Герцог Флем угрюмо воззрился на роняющий влагу лес. Произрастают себе, видите ли! Хотя, если разобраться, против деревьев как таковых он ничего не имеет. Но когда их так много, это действует угнетающе. Он все никак не мог собраться пересчитать их.
– Ну конечно, радость моя.
Люди, с которым ему доводилось встречаться, мысленно относили герцога к некоей специфической разновидности ящерицы, обитательницы вулканического острова, которая в течение суток способна воздерживаться от любых телодвижений, до сих пор сохраняет рудиментарный третий глаз, а двумя другими моргает только один раз в месяц. Сам герцог считал себя человеком созерцательного склада, уютно чувствующим себя в толково устроенном климате – когда в воздухе сухо и солнышко припекает.
С другой же стороны, размышлял герцог, быть деревом все-таки чертовски приятно. Во-первых, у деревьев вроде бы не бывает ушей. А во-вторых, они, кажется, научились обходиться без уз брака. Дуб-самец – надо бы не полениться и порыться в справочниках, проверить термин, – так вот, дуб-самец просто вытряхивает из себя пыльцу, которую подхватывает ветерок, и вся эта тягомотина с желудями – или на дубах растут яблоки? – самца уже никак не касается…
– Да, сокровище мое.
Знать, не дураки. Ловко устроились! Герцог Флем бросил недобрый взгляд на бревенчатую кровлю. Бессердечные, черствые твари…
– О чем речь, дорогая…
– Как-как? – переспросила герцогиня.
Герцог чуть помедлил, с бешеной скоростью прокручивая в голове монолог, звучавший на протяжении последних пяти минут. Он-де человек только наполовину… что-то в этом духе… слабый… так, что ли? Да, еще она жаловалась на то, что в замке вечно холодно. Ага, значит, на этом и закончим. Хватит этим тунеядцам ветками без дела размахивать.
– Я обязательно прикажу срубить сегодня несколько штук и скажу, чтобы немедленно отнесли в покои, – пообещал герцог.
На одно короткое мгновение у леди Флем перехватило дыхание – событие, выходящее за рамки обыденного. То была крупная дама, с впечатляющими формами, наводящими на мысли о галеоне, под всеми парусами бороздящем просторы океана. Представление это усугублялось ее непоколебимой уверенностью в том, что красный бархат должен ее молодить. Так или иначе, цвет лица высокородной дамы эта деталь туалета не просто подчеркивала – она ему соответствовала.
Герцог размышлял над благорасположением судьбы, уготовившей эту женщину ему в жены. Не нуждайся она в орудии для воплощения непомерных чаяний, он бы так и закончил свой век заурядным правителем, средним и по знатности, и по достатку. Он проводил бы годы напролет в охоте, пирушках и регулярном применении своего droit de seigneur[Note 2 - Причем вне зависимости от того, как на самом деле это понятие расшифровывалось (хотя для читателя поясним, что это есть право первой брачной ночи у феодала с любой невестой, имеющей несчастье объявиться в его владениях). За всю жизнь герцог так и не встретил человека, который удосужился бы объяснить ему, что это такое. Однако Флему вполне хватало того, что речь шла явно о чем-то неотъемлемом от статуса феодала. Кроме того, он знал наверняка, что штука эта нуждается в регулярном применении. У него даже имелось подозрение, что тут замешана эдакая огромная псина с длинной шерстью. Такой псиной он давно уже подумывал обзавестись и готовил себя к тому, что в лепешку разобьется, но обязательно найдет ей применение.]. Но судьба распорядилась по-своему. Ему осталось преодолеть всего одну ступеньку, чтобы взойти на трон.
Вот только править он будет одними деревьями. Судя по виду из окна.
Герцог вздохнул.
– Это какие штуки ты рубить собрался? – ледяным голосом пропела герцогиня Флем.
– Как какие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16