Для чистосердечно верящей в это мисс Буттс не было особой разницы между мальчиками и девочками. По крайней мере такой разницы, о которой стоило говорить.
О которой стоило говорить самой мисс Буттс, конечно.
И, благодаря ее вере в надежное логическое мышление и здоровый пытливый разум, ее выпускницы демонстрировали такой образ действий (в том, что касается мудрости), что его можно было сравнить с охотой на аллигаторов с картонной лодки в штормовой день.
Например, когда она с дрожжащим подбородком повествовала об опасностях, подстерегающих снаружи, в городе, три сотни живых, пытливых умов решали, что 1) эти опасности надо испытать при первой же представившейся возможности и, 2) мысля логически, изумлялись, сколь подробно мисс Буттс осведомлена о них. И высокие, увенчаные остриями стены вокруг колледжа казались смешным препятствием для того, кто обладает свежим, наполненным тригонометрическими знаниями умом и телом, закаленным фехтованием, гимнастикой и холодными обливаниями. Мисс Буттс умела представить опасности действительно интересно.
Так или иначе, но оставался инцидент с ночной визитершей. По размышлении Сьюзан решила, что она, должно быть, просто вообразила ее. Это было единственно логичное объяснение. На этом Сьюзан и успокоилась.

Каждый, как говорится, что нибудь да ищет. Имп искал, куда бы ему податься. Телега, на которой он преодолел последний участок пути, громыхая, удалялась через поля. Он взглянул на дорожный знак. Одна стрелка указывала в сторону Квирма, другая – на Анк-Морпорк.
Об Анк-Морпорке он знал только, что это большой город, но построенный на суглинке и оттого не представлявший интереса для друидов из его семейства. У него было три анк-морпоркских доллара и немного мелочи. Вероятно, для Анк-Морпорка это немного. О Квирме он не знал ничего, кроме того, что это на побережье. Дорога на Квирм выглядела не слишком наезженной, в то время как анк-морпоркская дорога была вся изрыта колеями. Будет вполне благоразумно отправиться в Квирм, чтоб попробовать городской жизни. Будет благоразумно узнать немного об образе мысли горожан, прежде чем направиться в Анк-Морпорк, который, как говорили, был крупнейшим городом в мире. Благоразумно будет подыскать в Квирме какую-нибудь работенку и немного подзаработать. Благоразумнее сначала научиться ходить, прежде чем пускаться в бег. Здравый смысл растолковал Импу все эти соображения, после чего Имп решительно зашагал в направлении Анк-Морпорка.

Что до внешнего вида, то Сьюзан всегда вызывала в людях образ одуванчика. Колледж одевал своих воспитаниц в темно-синие шерстяные робы, которые ниспадали от шеи до самых щиколоток – здоровые, практичные и привлекательные как доска. Линия талии находилась где-то в районе колен. Сьюзан начала заполнять свою робу в соответствии с древними законами, на которые смущенно и неуверенно намекала им мисс Делкросс на своих уроках Биологии и Гигиены. Девочки покидали ее класс со смутным подозрением, что им предстоит выйти замуж за кролика. (Сьюзан выходила с ощущением, что картонный скелет на крюке в углу похож на кого-то хорошо знакомого…)
А вот ее волосы заставляли людей останавливаться и глазеть на нее. Они были чистейшей белизны, за исключением одной черной пряди. Школьный устав требовал, чтобы они были заплетены в две косы, но волосы Сьюзан проявляли стремление самостоятельно расплестись и вернуться в привычное состояние – что-то наподобие змей Медузы[Note 2 - Редко задаваемый вопрос – а где именно у Медузы были эти змеи? Волосы под мышками становятся действительно стесняющим обстоятельством, когда они набрасываются на флакон с дезодорантом и норовят его укусить.].
И еще у нее было родимое пятно – если это было родимым пятном. Его можно было заметить, только когда Сьюзан краснела – тогда на щеке проявлялись три пересекающие ее бледные полосы, как будто след пощечины. Когда она приходила в ярость – а приходила она туда довольно часто, из-за абсолютного идиотизма мироздания – тогда три полоски пылали.
Теоретически сейчас шел урок Литературы. Сьюзан ненавидела Литературу. Она предпочитала ей чтение хорошей книги. Сейчас этой хорошей книгой была «Логика и Парадокс» Уолда, которая лежала перед ней на парте. Она читала ее, положив подбородок на кулаки и прислушиваясь вполуха к тому, чем там занимается остальной класс. Поэмой о бледно-желтых нарциссах. Очевидно, они очень нравились поэту. Сьюзан отнеслась к этому факту с величайшим спокойствием. Это свободная страна. Люди могут любить бледно-желтые нарциссы, если им этого хочется. Единственное, что не должно дозволяться – согласно выверенному и прочувствованному мнению Сьюзан – это тратить больше одной страницы, чтобы сообщить об этом. Она получила образование. По ее мнению, школа держится на том, что противостоит подобной ерунде.
Тем временем вокруг нее видение поэта разбиралось на части неловкими руками.

Кухня была выстроена в тех же гаргантюанских пропорциях, что и весь дом. Целая армия поваров могла затеряться в ней. Далекие стены скрывались в полутьме, дымоход, висящий на покрытых копотью цепях и грязных тросах, исчезал во мраке где-то в четверти мили от пола.
Впрочем, все это только на взгляд стороннего наблюдателя.
Альберт проводил время на выложенном плиткой участке, достаточно большом, чтобы вместить кухонный шкаф, стол и плиту. И кресло-качалку.
– Когда человек говорит: «Зачем это все, серьезно, если подумать» – он на скверном пути, – сказал Альберт, сворачивая сигарету. – И я не знаю, что он под всем этим имел в виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101