Асфальт опорожнил в кожаную сумку пакет.
– Еще семьсот, – сказал он, подсаживая их на телегу.
– Отлично, а мы заработали еще по десять долларов каждый, – сказал Глод.
– Скажи это мистеру Достаблю, – посоветовал Асфальт, когда они с грохотом пронеслись через ворота.
– Скажу.
– Это не важно, – вмешался Бадди. – Иногда ты делаешь это ради денег, а иногда – ради шоу.
– Ха! – Глод полез под сидение. Асфальт припрятал там два ящика пива.
– Завтра Фестиваль, ребята, – прорычал Клифф. Ворота уже растаяли позади, но они до сих пор слышали топот.
– После этого мы сразу заключим новый контракт, – заявил Глод. – С целой кучей нулей.
– Куча нулей у нас и так есть, – отозвался Клифф.
– Ага, только перед ними маловато других цифр. Так, Бадди?
Они оглянулись назад. Бадди спал, гитара покоилась у него на груди.
– Как свечку задули, – сказал Глод.
Он повернулся вперед. Дорога расстилалась перед ним в слабом свете звезд.
– Ты говорил, что ты хочешь просто работать, – сказал Клифф. – И не хочешь никакой славы. Ну и как тебе все это беспокойство насчет золота? Все эти девушки, которые швыряют на сцену свои кольчуги?
– Я бы справился и тем, и с другим.
– А я бы предпочел простой карьер, – сказал тролль.
– Да ну?
– Ага. В форме сердца.

Темная, ненастная ночь. Карета – уже без лошадей – проламывает хлипкую, бесполезную ограду и крутясь летит в пропасть. Ни разу не ударившись о стены ущелья, она достигает сухого русла реки далеко внизу, где и разлетается на кусочки. Затем масло из каретных ламп вспыхивает, и происходит мгновенный взрыв, из недр которого – поскольку даже в трагедиях есть определенная неизменность – вылетает горящее колесо.
Самым странным для Сьюзан было то, что она ничего не почувствовала. У нее могли бы появиться грустные мысли, поскольку они должны появляться в данных обстоятельствах. Она знала, кто был в этой карете. Но ведь все уже произошло. Они ничего не могла сделать, чтобы предотвратить катастрофу, ведь если бы она предотвратила ее, ее бы не случилось. Но она только что видела, как она произошла. Значит, она не могла ее предотвратить. Значит, она произошла. Она чувствовала, как логика происходящего заваливает ее, как будто грудой огромных свинцовых плит.
Возможно, сущестовало такое «где-то», где ничего и не произошло. Возможно, карета свалилась не так, возможно, подвернулась спасительная скала, возможно, она вообще поехала другой дорогой; возможно, кучер вовремя вспомнил об опасном повороте. Но все эти возможности оказались нереализованы. Это знание не принадлежало ей. Оно принадлежало разуму, гораздо, гораздо более древнему.
Иногда все, что вы можете сделать для людей – это просто поприсутствовать.
Она отвела Бинки в тень от утесов и стала ждать. Через минуту или две раздалось цоканье копыт по камню и лошадь со всадником поднялась по почти вертикальной тропе из ущелья.
Ноздри Бинки расширились. В парапсихологии нет термина для того неприятного ощущения, которое возникает у вас в присутствии себя самого[Note 32 - Тем не менее люди, строго говоря, испытывают его постоянно.].
Сьюзан наблюдала, как Смерть спешился и замер, опершись на косу и глядя вниз, на речное русло.
Она подумала: но ведь он-то мог что-то сделать.
Разве нет?
Темная фигура выпрямилась, но не обернулась.
– ДА. КОЕ-ЧТО Я МОГ БЫ СДЕЛАТЬ.
– Откуда… откуда ты знаешь, что я здесь?…
Смерть в раздражении взмахнул рукой.
– Я ПОМНЮ ТЕБЯ. И ПОСТАРАЙСЯ ПОНЯТЬ ВОТ ЧТО: ТВОИ РОДИТЕЛИ ЗНАЛИ, ЧТО ТАКИЕ ВЕЩИ СЛУЧАЮТСЯ. СЛУЧИТЬСЯ МОЖЕТ ВСЕ, ЧТО УГОДНО. ИЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, Я НЕ ГОВОРИЛ ИМ ОБ ЭТОМ? НО ПОДАРИТЬ ЖИЗНЬ Я НЕ МОГУ. Я МОГУ ПОЖАЛОВАТЬ ТОЛЬКО… ДЛЕНИЕ. НЕИЗМЕННОСТЬ. А ДАРИТЬ ЖИЗНЬ СПОСОБНЫ ЛИШЬ ЛЮДИ. И ИМ ХОЧЕТСЯ БЫТЬ ЛЮДЬМИ, А НЕ БЕССМЕРТНЫМИ. ЕСЛИ ТЕБЕ ОТ ЭТОГО ЛЕГЧЕ, ОНИ ПОГИБЛИ МГНОВЕННО. МГНОВЕННО.
Я должна спросить, подумала Сьюзан. Я должна сказать это, иначе я не человек.
– Я могла бы… вернуться и спасти их?… – только легкая дрожь в голосе показывала, сколь много значит для нее ответ.
– СПАСТИ? ДЛЯ ЧЕГО? СПАСТИ ЖИЗНЬ, КОТОРАЯ ИССЯКЛА? ВСЕ ПРИХОДЯТ К СВОЕМУ КОНЦУ. Я ЗНАЮ ЭТО. ИНОГДА Я ДУМАЮ ИНАЧЕ, НО… КТО Я ТАКОЙ ПОМИМО СВОЕГО ДОЛГА? ТАКОВ ЗАКОН.
Он вскочил в седло и, так и не обернувшись к ней лицом, пустил Бинки вскачь через ущелье, прочь от нее.

За конюшней на дороге Федры спокойно стоял стог сена. Неожиданно его вспучило и из глубин его донеслись приглушенные проклятия. Через долю секунды они сменились приступом кашля и еще более крепкими выражениями, несущимися из зернохранилища, стоящего у козьего рынка. Сразу вслед за этим гнилые половые доски в старом амбаре на Короткой Улице взлетели на воздух, сопровождаемые бранью.
– Тупой грызун!! – проревел Альберт, выковыривая из ушей зерно.
– ПИСК.
– Я мог бы догадаться! Какого ты думаешь я роста?!
Альберт смел сено и муку с пальто и прошаркал к окну.
– Ага, – сказал он. – Теперь мы отправимся в «Залатанный Барабан».
В кармане его пальто песок продолжал свое неостановимое путеществие из будущего в прошлое.

Гибискус Данельм собирался закрыться в течении часа. Это был несложный процесс. Сначала он с прислугой собирал все неразбитые кружки и стаканы. Это не отнимало много времени. Затем они приступали к поискам оружия, которое можно перепродать задорого, и быстро обшаривали карманы тех посетителей, которые не могли воспротивится по причине сильного опьянения, смерти, или и того и другого одновременно. Затем мебель отодвигалась к стенам, а все, что осталось на полу, выметалось через заднюю дверь прямо на широкую коричневую грудь реки Анк, где постепенно, по мере накопления, и тонуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101