За этим последовала серия более глубоких, гулких стуков, с которыми штуковины побольше соединялись во мраке одна с другой.

– Я хотела как лучше! – кричала Сьюзан. – Чего хорошего быть Смертью, если ты все время должна следовать идиотским правилам?
– ВЕРНИ ИХ НАЗАД.
Когда Сьюзан развернулась, кость стопы выскочила откуда-то из грязи и шмыгнула под плащ Смерти.
Он потянулся к Сьюзан выхватил у нее косу и, в одно движение, крутанул косу над головой и обрушил ее на камень. Лезвие разлетелось вдребезги.
Он наклонился и поднял один из осколков. Тот замерцал в его пальцах, как крохотная звездочка из голубого льда.
– ЭТО НЕ БЫЛО ПРОСЬБОЙ.
Когда музыка ответила, снежинки заплясали в воздухе.
Ты не можешь убить меня.
Смерть сунул руку под плащ и извлек гитару. Она развалилась на части, но это было неважно – ее форма мерцала в воздухе. Струны сияли.
Он принял стойку, за которую Грохт отдал бы жизнь, и воздел руку.
Осколок сверкнул в его пальцах. Если бы свет издавал звуки, он бы ослепительно зазвенел.
Он хотел стать величайшим музыкантом в мире. Все свершилось по закону.
Судьбу не изменить.
Впервые Смерть не казался улыбающимся.
Он обрушил руку на струны.
Не раздалось ни звука.
Это было прекращение звука, конец шума, который, как осознала теперь Сьюзан, она слышала постоянно. Все время. Всю ее жизнь. Звук из тех, которые вы не замечаете, пока они не смолкнут…
Струны были неподвижны.
Бывают миллионы аккордов. Бывают миллионы чисел. Но все позабыли об одной – о нуле. Но числа без нуля – это не более чем арифметика. Без пустого аккорда музыка – это просто шум.
Смерть сыграл пустой аккорд.
Бит замедлился. И начал ослабевать. Вселенная – каждый ее атом – завертелась.
Но скоро вращение закончится и танцорам придется оглядеться вокруг и задуматься – что делать дальше?
Не время для ЭТОГО!!! Играй еще!
– Я НЕ УМЕЮ.
Он кивнул на Бадди.
– ЗАТО УМЕЕТ ОН.
Он кинул гитару Бадди. Она пролетела прямо сквозь него. Сьюзан бросилась к ней, подхватила и подняла вверх.
– Ты должен взять ее! Должен играть! Должен начать музыку снова!
Она с жаром ударила по струнам. Бадди содрогнулся.
– Ну пожалуйста, – крикнула она. – Не исчезай!
Он попытался схатить гитару, но остался стоять, глядя на нее так, как будто никогда раньше не видел.
– Что произойдет, если он не станет играть? – спросил Глод.
– Вы все погибнете в ущелье!
– И ТОГДА, – сказал Смерть, – МУЗЫКА УМРЕТ. И ТАНЕЦ ЗАКОНЧИТСЯ. ТАНЕЦ ВООБЩЕ.
Призрачный гном кашлянул.
– Но нам заплатят за этот номер, верно? – спросил он.
– ТЫ ПОЛУЧИШЬ ВСЕЛЕННУЮ.
– Пиво бесплатно?
Бадди прижал гитару к себе. Его глаза нашли глаза Сьюзан.
Он поднял руку и заиграл. Один-единственный аккорд прозвенел над ущельем и отразился от дальней стены странными отзвуками.
– СПАСИБО, – сказал Смерть. Он шагнул вперед и забрал гитару.
Неожиданно развернувшись, он хрястнул ею о камень. Струны лопнули и что-то со страшной скоростью умчалось вверх, к снегу и звездам.
Смерть рассматривал обломки с некоторым удовлетворением.
– ТАКОВА ТЕПЕРЬ МУЗЫКА РОКА.
И щелкнул пальцами.

Над Анк-Морпорком взошла луна.
Парк был пуст. Серебристый свет озарял руины сцены, грязь и полусъеденные сосиски, которые отмечали места скопления публики. Там и сям он высвечивал разбитые звуколовки.
Через некоторое время некий участок грязи уселся, роняя грязь.
– Грохт? Джимбо? Подонок? – позвал он.
– Это ты, Простак? – отозвалась печальная фигура, свисающая с одной из уцелевших балок сцены.
Грязь выковырнула немного грязи из ушей.
– Отлично. А где Подонок?
– По-моему, они закинули его в озеро.
– Грохт жив?
Тяжкий вздох донесся из-под груды обломков.
– Какая жалость, – произнес Простак с чувством.
Смутный силуэт, хлюпая, выдвинулся из мрака. Грохт наполовину выполз, наполовину вывалился из развалин.
– Но фы долфны прифнать, – зашепелявил он, поскольку на какой-то стадии представления гитара угодила ему в зубы, – фто эфо была Муфыка Вока…
– Ну ладно, – заявил Джимбо, съезжая со своего столба. – Но в следующий раз, благодарю покорно – я лучше займусь сексом и наркотой.
– Папа сказал, что убьет меня, если поймает на наркотиках, – проговорил Простак.
– Это твои мозги под наркотой… – сказал Джимбо. – Нет, это твои мозги, Подонок, вот под этой грудой.
– О, отлично! Спасибо!
– Прямо сейчас в самый раз пришлось бы болеутоляющее.
Чуть ближе к озеру груда мешковины вдруг расползлась по сторонам.
– Аркканцлер?
– Да, мистер Стиббонс?
– Кто-то растоптал мою шляпу.
– Ну и что?
– Но она все еще у меня на голове.
Ридкулли уселся, преодолевая ломоту в костях.
– Пошли отсюда, парень, – сказал он. – Пошли домой. Не думаю, что меня еще хоть как-то интересует музыка. Это мир герца.

Карета тряслась по продуваемой ветрами горной дороге. Мистер Клит, стоя на ящике, нахлестывал лошадей. Сумкоротый нетвердо держался на ногах. Край утеса был так близок, что он мог бы заглянуть прямо во тьму ущелья.
– Я сыт по горло всем этим! – заорал он и попытался схватится за вожжи.
– Прекрати! Так мы их никогда не догоним! – крикнул Клит.
– Ну и что? Мне нравится их музыка!
Клит обернулся. Его лицо страшно исказилось.
– Предатель!
Рукоятка кнута угодила Сумкоротому в область желудка. Тот отшатнулся назад, зацепился ногой за борт повозки и полетел вниз.
Его отчаянно загребающая воздух рука вдруг наткнулась в темноте на что-то, напоминающее тонкую ветку, и вцепилась в нее. Он раскачивался над бездной, пока не нащупал ногой зацепку на утесе, а другой рукой – обломок столба от ограды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101